– Вы принесли веревки, как я спросила? – свирепо крикнула Хуана.
Одна из женщин ответила удовлетворительно.
– Теперь пошлите за мужчинами, – приказала Хуана.
В покои вошли несколько слуг, дожидавшихся, когда их вызовут.
Хуана указала на любовницу Филиппа.
– Свяжите ее! Свяжите по рукам и ногам.
– Не делайте этого! – крикнула женщина. – Вам же будет хуже, если вы это сделаете.
Хуана при всем своем безумии приняла достойную позу, которой ее с огромным трудом научила мать.
– Ты будешь повиноваться мне! – спокойно проговорила она. – Я здесь хозяйка!
Мужчины переглянулись, когда золотоволосая красавица попыталась выскользнуть из покоев, и один из них успел поймать ее и удержать на месте. Остальные выполняли приказы Хуаны, и несколько минут спустя извивающаяся и вырывающаяся женщина была связана крепкими веревками, которые так сильно впивались в ее тело, что оставляли ссадины и кровоподтеки. Связанная, она лежала у ног Хуаны, ее огромные голубые глаза готовы были вылезти из орбит от ужаса.
– А теперь, – сказала Хуана, – приведите цирюльника.
– Что вы собираетесь делать? – завопила несчастная.
– Увидишь, – ответила Хуана и почувствовала, как безумный смех сотрясает ее тело. Но она сумела взять себя в руки. Уж если она собиралась совершить акт мести, то должна быть спокойной.
Вошел цирюльник, неся с собою ножницы.
– Посадите ее на стул, – распорядилась Хуана.
И снова безумный смех возник внутри нее. Она часто представляла себе, что сотворит с этой женщиной, если та когда-нибудь попадет к ней в руки. Она воображала пытки, увечия, даже смерть для той, что заставила ее так сильно страдать.
Но сейчас ее озарила блестящая мысль. Это будет высшая форма мести.
– Стриги ей волосы, – сказала Хуана. – И обрей наголо.
Женщина пронзительно кричала, пока объятый страхом цирюльник взирал на роскошные волнистые золотые волосы – ее гордость.
– Ты слышал, что я сказала?! – взвизгнула Хуана. – Выполняй, иначе тебя бросят в тюрьму. И я прикажу подвергнуть тебя пыткам. Прикажу казнить тебя! Выполняй немедленно!
– Да-да, Ваше Высочество… – бормотал цирюльник. – Да-да, разумеется…
– Она сумасшедшая, сумасшедшая! – в ужасе кричала женщина, которая уже представляла себе гораздо большие мучения, чем потеря красивых волос.
Цирюльник приступил к работе, и она ничего не могла поделать. Хуана приказала двоим слугам крепко держать ее, и вскоре великолепные волосы роскошным ковром рассыпались по полу.
– А теперь обрей ей голову, – крикнула Хуана. – Дай мне посмотреть на нее абсолютно лысую!
Цирюльник повиновался.
Хуана вся сотрясалась от безудержного хохота.
– Видите, теперь она выглядит по-другому! Да, я не узнаю ее. А вы? Теперь она вовсе не красавица. Она похожа на ощипанную курицу!
Женщина, поначалу выражавшая свой протест так же безумно, как и Хуана, теперь бессильно сидела на стуле и прерывисто дышала. Она испытывала сильнейший стресс.
– Можете развязать ее, – сказала Хуана. – И отпустить на все четыре стороны. Взгляни-ка на себя в зеркало. Пусть она убедится, что многим была обязана красивым локонам, которые я у нее отняла.
Когда женщину увели, Хуана дала волю приступу безумного хохота.
Филипп решительно вошел в покои жены.
– Филипп! – воскликнула Хуана, и ее глаза загорелись от радости.
Он холодно взглянул на нее, и она подумала: «Наверное, он сначала явился к ней и видел ее».
Потом ее обуял великий страх. Филипп был в гневе, и не потому, что любовница, которую он считал такой привлекательной, лишилась своих роскошных волос, он гневался на ту, что приказала остричь их.
– Ты с ней виделся? – запинаясь, пробормотала Хуана. И невольно, сама того не желая, вдруг забулькала от смеха, который вырвался из нее. – Она… она похожа… на курицу!
Филипп с силой схватил ее за плечи и как следует встряхнул. Да, он с ней виделся. Он думал о ней во время своего путешествия в Брюссель, и представлял себе радостный момент встречи… и вот он увидел ее… отвратительную, ужасную, гадкую! Бритая наголо голова вместо роскошных золотых локонов! Он нашел ее отталкивающей и не сумел этого скрыть. Он видел на ее лице глубокое унижение и испытывал лишь одно желание – поскорее от нее уйти.
Она сказала:
– Меня связали, и я была совершенно беспомощна, а потом мне остригли волосы и обрили наголо голову. И это сделала твоя жена… твоя сумасшедшая жена.
– Сумасшествие будет только расти, – ответил на это Филипп и подумал: «Моя жена… моя сумасшедшая жена».
Он подошел к Хуане, испытывая к ней лишь жгучую ненависть и отвращение.
Она была сумасшедшей. Она была самой отталкивающей из всех женщин, кого он когда-либо знал. Она была ему омерзительна. Она осмелилась совершить подобное в его отсутствие. Она считала, что обладает какой-то властью при этом королевском дворе. И все потому, что ее надменные родители не забывали напоминать ей, что она наследница испанской короны.
– Филипп! – закричала она. – Я совершила это потому, что она доводила меня до безумия.
– Ей не нужно было доводить тебя до безумия, – отозвался он злобно. – Ты и без того уже безумна.
– Я безумна? Нет, Филипп, нет! Я безумна только от любви к тебе. Если ты будешь со мной ласков, я всегда буду тиха и спокойна. Это случилось потому лишь, что я ревновала тебя к ней, вот я и сделала это. Ну скажи, что ты на меня не сердишься. Скажи, что не будешь жесток ко мне. О Филипп, она выглядела так забавно… эта голова…
И безумный, неуправляемый смех снова вырвался из уст Хуаны.
– Замолчи! Успокойся! – грубо приказал Филипп.
– Филипп, ну не смотри на меня так. Я сделала это только потому, что…
– Я знаю, почему ты это сделала. Убери от меня руки! И никогда больше не приближайся ко мне.
– Ты забыл, что я твоя жена. У нас должны быть дети…
– У нас уже достаточно детей, – отрезал он. – Убирайся от меня! Я больше не желаю, чтобы ты когда-нибудь ко мне приблизилась. Ты безумна. И будь осторожна, или я отправлю тебя туда, откуда ты родом.
Она вцепилась в его камзол и, обратив к нему лицо, пристально смотрела в глаза. Слезы потоком полились из ее глаз.
Филипп оттолкнул ее от себя, и она рухнула на пол, а он тем временем быстро вышел из покоев.
Хуана осталась лежать на полу в рыданиях. Внезапно она расхохоталась, вспомнив нелепую бритую голову.
Никто к ней не подошел. За стенами ее покоев служанки лишь о чем-то перешептывались друг с другом.
– Оставьте ее в покое. Это самое лучшее, что можно сделать, когда не нее накатывает. Что с ней станется? Ее сумасшествие усиливается с каждым днем.
Спустя какое-то время Хуана поднялась с пола и подошла к постели. Она легла, и когда вошла служанка, сказала:
– Приготовь меня ко сну. Скоро сюда придет муж.
Она ожидала его всю ночь, но он так и не явился. Она ждала его много дней и ночей, последовавших за этой ночью, но так ни разу его и не увидела.
Она будет сидеть и ждать его с меланхоличным выражением лица, а иногда ни с того ни с сего приниматься громко беспричинно хохотать. Ежедневно кто-нибудь в брюссельском дворце говорил:
– Она с каждым днем становится все более безумной.
КОНЧИНА ИЗАБЕЛЛЫ
Изабелла лежала совершенно больная в Медина-дель-Кампо. Ее мучила малярия, и лихорадка не ослабевала. А еще говорили, что на ногах у нее появились признаки водянки.
Стоял июль, когда Изабелла получила известия о неприятном эпизоде, случившемся в брюссельском дворце.
– Ох, доченька моя, – прошептала Изабелла. – Что с тобой станется?
«Что я могу сделать? – думала королева. – Что я смогла сделать для каждой из дочерей?» Катарина находилась в Англии, и Изабелла боялась за нее. Правда, формально она обручилась с Генрихом, нынешним принцем Уэльским и преемником Генриха VII, но Изабеллу беспокоило все, что касалось папской буллы о разрешении на брак. Как ей стало известно, она уже пришла из Рима, и только она могла сделать брак между Катариной и Генрихом законным. Изабелла еще не видела этого разрешения. Могла ли она доверять коварному и хитрому английскому королю? А может, он просто хотел наложить свои жадные руки на приданое Катарины и его совершенно не волновало, будет ли законным ее брак с братом покойного мужа или нет?