Потом она часами бродила по улицам города. Шла в Ямин-Моше, смотрела на вращающиеся крылья ветряной мельницы, бродила по переулкам Нахалат-Шива… – Ходи где хочешь, – твердил ей Габриэль, – только старайся не появляться на Махане-Иегуда. Не стоит сыпать соль на рану и злить моего отца. Дай мне потихоньку-полегоньку убедить его, и, даст бог, он примет тебя в нашу семью.
Ходить по улицам Меа-Шеарим она тоже избегала – но это уже по своей воле. Чуть ли не с самого рождения она чувствовала, как душат ее каменные стены домов, извилистые улочки, тесно прижатые друг к другу дворы, сохнущее там на веревках белье. Душа ее стремилась к свободе, ей хотелось выйти в мир. Рухл была девочка любознательная, непослушная, упрямая. Ее всегда привлекало запретное, она всегда задавала вопросы, и родители не умели с ней справиться. Единственный способ, который они знали, – это бить и привязывать к кровати.
Вечером, когда рынок опустел, они с Рафаэлем встретились на своем обычном месте – на ступеньках школы «Альянс». Он закутал ее в свою куртку, и она прижалась к его груди.
– Останься со мной этой ночью, – попросила она.
– Это запрещено, душа моя, это святотатство, мы не можем быть вместе раньше, чем станем мужем и женой по обряду и по закону.
– Я не могу больше оставаться в доме престарелых, даже на одну ночь, я не могу больше выносить этот запах смерти, эти крики стариков по ночам. Меня это пугает даже больше, чем побои брата.
– Если нет выхода, я попрошу Леона, чтобы ты переночевала у них еще раз. Еще несколько ночей – и все уладится, еще немного – и мы будем мужем и женой, и у нас будет свой дом. Потерпи чуть-чуть, любовь моя, и ты увидишь: все кончится хорошо.
Рухл не хотела идти к Леону: он смотрел на нее так, словно хотел, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее, он кричал на жену и грозил ей, что выгонит из дому, если та не выставит эту ашкеназку.
Она дрожала всем телом и плакала. Габриэль гладил ее по голове.
– Я хочу, чтобы ты остался со мной. Не хочу ночевать ни в доме престарелых, ни в доме Леона.
Как же хороша она была при свете луны – золотоволосая, с синими глазами, полными слез! Он вытер ей слезы и поцеловал в глаза. А потом взял за руку.
– Пойдем.
И она пошла за ним, не спрашивая куда.
Час был очень поздний, и тия Аллегра, казалось, утомилась рассказывать. Она закрыла глаза, словно собираясь погрузиться в дремоту, и вздохнула.
– Ладно, дорогая моя, – сказала она. – Хватит и того, что я тебе уже рассказала. Я устала. Продолжим в другой раз, хорошо?
– Ну пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась я. – Если уж ты дошла до этого места, ты должна рассказать, куда дедушка Габриэль повел ашкеназку и чем кончилась история их любви!
– Чем закончилась их история, керида, я услышала от своей сестры Клары. Сама-то я была в Тель-Авиве, спала сном праведницы под боком у своего Элиэзера, мир праху его, и не ведала, что в это время жизнь моего любимого брата перевернулась и что, когда я проснусь утром, семья Эрмоза уже не будет той семьей Эрмоза, какой она была, когда я ложилась спать.
Тия Аллегра снова вздохнула и закрыла глаза, и я испугалась, что сейчас ее сморит сон. Я придвинула свой стул к ее креслу и стала теребить ее за руку, умоляя:
– Ну пожалуйста, тия! Что случилось с Габриэлем и Рухл? Куда он повел ее? Кто согласился пустить их переночевать?
– Упрямица! – с упреком сказала тия Аллегра. – Упрямая, как моя мать Меркада и как твоя мать Луна. Во всех вас это зерно заложено: если уж чего-то захотите, пойдете напролом, вцепитесь в свою жертву зубами и не отпустите, пока своего не добьетесь.
Сравнение с мамой и с Меркадой, старой каргой, как ее называла бабушка Роза, мне не понравилось, но сейчас было не время и не место спорить. Мне так хотелось, чтобы тия Аллегра продолжала рассказывать, что я кивнула в знак согласия.
– Был поздний час, – вновь заговорила тия Аллегра, – когда Габриэль постучал в зеленую деревянную дверь Клариного дома. Клара, ее муж Яков и дети крепко спали, и Габриэль долго стучал, пока не разбудил их. Яков, заспанный и встревоженный, открыл дверь.
– Позови сестру, – велел ему Габриэль.
– Сейчас? В такое время? Что случилось? – Яков переводил испуганный взгляд с Габриэля на Рухл.
– Не нужно вопросов, Яков. Позови мою сестру.
Явилась Клара – перепуганная, в ночной сорочке, со спутанными волосами.
– Что тебе нужно? – спросила она Габриэля, с подозрением глядя на Рухл, неприкаянно стоявшую у двери. – Она будет ночевать у тебя, – ответил Габриэль.