- Хорошо, - сказал Василий Ильич, включая скорость. - Пое дем, попробуем разобраться...
Метров за десять до места происшествия машину остановил милицейский сержант с жезлом регулировщика.
- Куда? - спросил он.
- Да вот, приятель пригласил меня и сына, Карпов его фами лия, заранее виновато сказал Василий Ильич, вспомнив почему-то известного шахматиста. - А вы перегородили всю дорогу, как же проехать?
- Да никак, - шмыгнув носом, сказал сержант. - Если только через кювет, по полю. Но там сейчас грязь - точно сядешь. При дется ждать, но не здесь, а там, - он махнул жестом. - На шоссе.
- Надо же, как не везет, - огорчился Василий Ильич. - А что случилось? Теленок с дубом решил пободаться?
- Во-во, - кивнул сержант. - Что-то вроде этого. "вольво" и КРАЗ лоб в лоб. КРАЗу ни хрена, а легковой... Я как глянул, чуть блевать не побежал. Одного вытащили, депутатом оказался. Ну и шум, конечно, приехало начальство, велели никого не про пускать пока.
- Ой-ё-ёй, - покачал головой Василий Ильич. - И, наверное, с дамой ехал?
- Да нет, второй тоже мужик. Видать, дружок депутата. Его ещё выковыривают. Оба пьяные вдрызг, и водитель, дурак, тоже пьяный. Вот и поцеловались.
Игорь вздохнул с облегчением, разжал кулаки.
- Беда, и только, - печально сказал Василий Ильич. - Слушай, а ты ни пропустишь как-нибудь? Не хочется, понимаешь, ждать, кто его знает, сколько вы разбираться будете?
Сержант усмехнулся:
- На руках, что ли, перенести твою машину? Не видишь - там три полковника топчутся, так что, езжай лучше домой, папаша. Завтра погостишь у своего приятеля. Тебя уже восьмого заворачи ваю. Трое бегали к полковнику, не знаю к какому, так прибежали обратно, развернулись и - ходу отсюда! Так что, я тебе по-хоро шему советую, уезжай.
- Что ж, значит не судьба, отложим визит на завтра, - сог ласился Василий Ильич.
На обратном пути оба долго молчали.
- Надеюсь, ты понимаешь, что ехать к даче Ерохина в данный момент совершенно бессмысленно, даже, если бы нас пропустили, - сказал наконец Василий Ильич. - Скоро все полковники будут там, а может, кое-кто уже там, и как долго это продлится - никто не знает.
- Если Надя и Ольга на даче, их должны найти.
- Я бы очень хотел утешить тебя, Игорь, но... вряд ли наши женщины сейчас там.
- Шаман ведь признался, что видел, как туда привозили На дежду и Ольгу.
- Да не видел, как увозили. Ты смотри, как устроили все! Обоих сразу убрали. Второй - скорее всего, тот, к кому убежала Надежда. Дура она, скажу я тебе, сын. Катастрофа на дороге... Оба пьяные, водитель грузовика тоже пьян. К Ерохину не может быть претензий, зря милицейские полковники суетятся. Одного не пойму - как они водителя уговорили? Это же преднамеренное убийство! Он что, камикадзе?
- Если их там нет, выходит... - Игорь резко повернул к отцу побледневшее лицо. - Никому из свидетелей не жить?
- Будем надеяться, что мы ошибаемся, - опустив голову, про бормотал Василий Ильич.
Ночью, когда отец уже похрапывал в комнате Светланки, Игорь долго сидел в кресле, сжимая ладонями голову. Он думал о Надежде, о том, что несправедлив был к ней, и теперь уже не сможет исправиться, даже если она останется в живых. Вместе они уже никогда не будут, но и с Ольгой он не станет счастливым, зная, что Надежда одна, и ей трудно. Черт побери! Совсем недав но готов был убить этого прилизанного мудака Володю, а теперь хочется, чтобы он был жив и невредим!
Но больше Игорь думал об Ольге. Увидит ли он ее? Красивую, смешливую, умницу, любимую! Только бы она осталась жива! Что бы ни сделали с нею, пусть даже изувечат - он никогда не оставит свою Ольгу. Потому что у них были ночь и утро, такие ночь и ут ро, что их можно сравнить с целой жизнью.
Снова и снова всплывало в памяти её счастливое лицо, смею щиеся, лукавые глаза, ласковые руки и нежные губы. Только бы она осталась живой, только бы снова увидеть её, услышать её го лос, вдохнуть аромат её роскошных волос...
Так прошел час, другой.
Без десяти два на столе резко зазвонил телефон.
45
Тихо было в кабинете. Огромная фарфоровая лампа освещала старинный письменный стол, кипу бумаг на нем, стопку справочни ков сбоку. Вдоль одной стены стояли добротные книжный шкафы, вдоль другой - кожаный диван и два кресла. Альберт Иванович Чу валов не любил современной легкой и, казалось, легкомысленной мебели. Все здесь было солидным, долговечным, как и должно быть в кабинете мудрого, уважаемого руководителя, а не какого-то па цана-выскочки. И лишь компьютер в углу письменного стола напо минал о том, что это кабинет современного руководителя, а не профессора из старых фильмов.
Помимо бумаг и книг на письменном столе перед Альбертом Ивановичем стояла бутылка греческого коньяка "Метакса", наполо вину пустая, и фужер наполовину полный.
За стеной, на огромной кровати итальянского производства давно спала больная супруга. Ей сегодня было получше, ждала его, беспокоилась, а потом долго выспрашивала, как идут дела. Как они идут? Нормально. Даже хорошо. Почему так долго? Совеща ние было у Ерохина на даче, ты же знаешь, как он любит устраи вать совещания на даче, скучно бедняге с молодой женой, вот и старается затащить к себе побольше гостей под видом решения де ловых вопросов. Да показать, какой он радушный хозяин, заботли вый руководитель. Все хорошо, прибыль есть, мы стали ещё бога че. Зачем нам столько денег? Ну как зачем... Деньги никогда не бывают лишними. Ты отдыхай, отдыхай, а я пойду приму душ, да немного поработаю. Спокойной ночи...
Он нежно поцеловал жену, печально улыбнулся и пошел в ван ную. И там долго и яростно тер свое обрюзгшее тело испанской губкой, смывая грязь минувшего дня. Смыл? Если бы можно было вынуть из тела душу, да помыть её как следует - тогда б, гля дишь и полегчало. А так - нет.
Грязь-то она вся в душе оседает...
И ничем её не удалишь, нет таких средств. Есть коньяк, он вроде как растворяет душевную грязь и на какое-то время стано вится легче. А потом коньяк уходит, а грязь остается, вроде как разлившаяся речка вошла в берега, и на лугу остается засохший ил. Так он - плодородный и полезный, а сухая короста, которой вновь обрастает душа - страшнее мышьяка. И нужно снова раство рять её - коньяком, водкой...