Мейсон задумчиво посмотрел на женщину.
– Почему вы изменили свое намерение и что вы хотите от меня?
– Все очень просто – я узнала, что наследство Хаслетта оценивается в два миллиона долларов, и что у него нет никаких других родственников, кроме моего сына.
– Для себя лично вы ни на что не претендуете? – спросил Мейсон.
– У меня нет на это никаких законных оснований.
– Из прежних наших разговоров я понял, что вы хотите, чтобы ваш сын избрал свой собственный путь, и что вы, как вы сами выразились, никогда ничего не скажете ему о его отце. А сейчас вы полностью изменили свое мнение.
– Я очень много думала над всем этим. Еще несколько дней назад я мечтала о том, чтобы его отец выплачивал алименты скажем, двести-триста долларов в месяц, а теперь я узнала, что мой сын может получить большое состояние.
– Все эти факты и ваши слова настраивают меня на скептический лад, заметил Мейсон.
– Я могу доказать, что все мои слова – истинная правда, – сказала она.
Мейсон подался вперед в своем кресле.
– Очень интересно, – сказал он. – Каким же образом вы можете доказать это? Если речь пойдет о его приемных родителях...
– Нет, их уже нет в живых. Они погибли в автомобильной катастрофе.
– В таком случае, как же вы сможете доказать свои слова?
– У меня есть свидетельница – медсестра из больницы в Сан-Франциско.
– Вы считаете, что медсестра может помнить события двадцатилетней давности? Ведь она имела дело с тысячами и тысячами новорожденных.
– Вы считаете это полностью невозможным?
– Откровенно говоря, да.
– В таком случае я расскажу вам подробности, и вы поймете, что это не так уж невозможно. Эта сестра начала работать в больнице как раз в тот день, когда меня туда поместили. Не забывайте, что я записалась под именем Белинды Байрд и, естественно, сказала, что мне двадцать девять лет, то есть назвала возраст миссис Байрд. А мне в то время было только девятнадцать. Никого не заинтересовала эта деталь, и только медсестра обратила внимание на несоответствие в возрасте. Как бы то ни было, она подумала, что в документах ошибка, и пришла ко мне, чтобы разрешить этот вопрос.
– Как ее зовут? – спросил Мейсон.
– Агнес Берлингтон.
– Итак, она пришла к вам еще до рождения ребенка?
– Да.
– И спросила вас, не допущена ли в документах ошибка относительно вашего возраста?
– Да.
– И что вы ей ответили?
– Я ответила, что никакой ошибки нет, просто я выгляжу намного моложе, чем есть на самом деле.
– И что она ответила?
– Она ответила: «чепуха!»
– Это не причина запоминать вас на всю жизнь.
– И тем не менее она запомнила. Я уже говорила с ней.
– Говорили с ней?
– Да.
– Где она сейчас живет?
– Здесь, в Лос-Анджелесе. Все еще продолжает работать медсестрой.
– Когда вы с ней говорили?
– Совсем недавно. Эта Агнес Берлингтон чертовски ловка. Своего она не упустит. Так как я лежала в больнице под именем Белинды Байрд и ребенок, который родился, был назван Уайт Байрд, естественно, я вынуждена была назвать точный адрес супругов Байрд, чтобы свидетельство о рождении ребенка было оформлено по всем правилам... Ну так вот, Агнес Берлингтон выждала какое-то время, затем отыскала меня и заявила, что я лежала в больнице под именем Белинды Байрд и ребенок, зарегистрированный на имя супругов Байрд, на самом деле является моим незаконным ребенком.
– Зачем ей это было нужно? – спросил Мейсон.
– А как вы думаете? Конечно же чтобы получить деньги за молчание. Она оказалась опытной и даже профессиональной шантажисткой. У медицинских сестер вообще очень много возможностей для шантажа, если они хотят этим воспользоваться, а эта Агнес Берлингтон нигде ничего не упускала.
– И сейчас она живет здесь, в Лос-Анджелесе?
– Да.
– Как она живет?
– У нее милый домик... Знаете, такой, рассчитанный на две семьи. Когда хочет, работает. У нее отличная машина и много возможностей, чтобы раздобыть деньги, если она будет в них нуждаться.
– И сколько же она из вас выкачала? – спросил Мейсон.
– Не очень много. У нее есть причины действовать осторожно. Она появляется, просит две-три сотни долларов, потом исчезает на год, а затем появляется снова и просит еще пару сотен. И всегда мила и дружелюбна.
– Значит, она помнит вас, – сказал Мейсон.
– Еще бы! Кроме того, у нее есть эта... как она называется? Ах, да, тридцатипятимиллиметровая камера, и она снимала меня еще в больнице. Я тогда, правда, ничего об этом не знала, но она сказала мне об этом.
– Она показывала вам эту ленту?
– Нет.