Мы с Рейчел обменялись взглядами.
— Спасибо, — поблагодарила я, беря пропуска. Хотя вряд ли нам в ближайшее время захочется прийти сюда снова.
Мы с Рейчел взяли Дону под руки и повели к выходу.
На улице было холодно и темно — слишком темно для половины восьмого. На небе — ни одной звезды. Шквалистый ветер дул с такой силой, будто хотел загнать нас обратно в кинотеатр. Наверное, надвигалась гроза. Я молила Бога, чтобы мы успели добраться до дому.
Я села за руль и посмотрела на Дону. Она устроилась рядом со мной, на переднем сиденье, и прислонила голову к окну. В свете уличных фонарей я разглядела на ее голове огромную шишку.
В конце концов, что происходит? Я думала об этом всю дорогу, развозя девчонок по домам. Случайно ли к ней пристал какой-то придурок? Или кто-то сознательно напал на нее?
Наконец я подъехала к своему дому. Родители на электроэнергии не экономили. Над крыльцом, в гостиной, на кухне и даже около гаража горел свет. Услышав мои шаги на крыльце, мама с кухни поспешила открыть мне дверь.
Мои родители по-прежнему очень волновались за меня и соблюдали всяческие меры предосторожности. Мы жили возле реки, в самой красивой части города. Место считалось вполне безопасным, но отец установил на первом этаже охранную сигнализацию, и каждый раз, спускаясь вниз, ее надо было отключать. Мы уже привыкли к этому, и только однажды отец проснулся ночью и спустился на кухню попить молока, совершенно забыв про сигнализацию. И очень удивился, когда она загудела на всю округу.
Мои родители переживали гибель двух моих ровесниц не меньше, чем я. Может быть, даже больше. Поэтому мама так обрадовалась, когда я наконец вернулась из кино.
— А тебе письмо, — сказала она.
Подойдя к кипе газет, я увидела сверху белый конверт и сразу узнала почерк Кевина.
Я поднялась к себе наверх и только в спальне открыла письмо. Отец так и не разрешил ему приехать на наш выпускной. Мама попала в легкую аварию и ходит теперь в специальном жестком воротнике. Кевин писал, что у него много новых друзей (это меня немного расстроило), но что он меня по-прежнему очень любит (а это — порадовало) .
Я решила написать ответ немедля, но сначала надо было сделать уроки.
Это оказалось сложней, чем я думала. Прошло десять минут, а я еще не перевернула ни одной страницы учебника истории. Я тщетно пыталась читать о том, как убили Линкольна. Но после первой же фразы мои мысли уносились совсем в другую сферу. В голове вертелись то Дона, то две девушки, найденные убитыми в лесопарке.
За окном ослепительным зигзагом сверкнула молния. И почти сразу же грянул гром. Такого оглушительного грохота я, пожалуй, не слышала никогда. Я подскочила к окну и стала всматриваться в темноту. Удивительно, что все стояло на своих местах. А впечатление было такое, что взорвалась ядерная бомба.
Снова ударила молния. Послышалось легкое дробное постукивание, будто тысячи мышей побежали по крыше. И наконец на землю упали первые крупные капли дождя.
Ливень забил по стеклу с дикой силой. Я отпрянула от окна.
«Спокойно, Лиззи, — уговаривала я себя. — Дыши глубже».
Я пыталась сделать несколько основательных вздохов. Но это меня только еще больше взвинтило.
Буря за окном усиливалась. По стеклу стекали потоки дождя. Ветер завывал и бился в окно, как дикий зверь.
Я залезла в постель и с головой укрылась одеялом. Оно у меня уже сто лет, мое розовое стеганое одеяло с оборками. Но сейчас впервые показалось мне каким-то чужим.
Я вылезла из постели и уселась за стол. Достала лист почтовой бумаги — отец когда-то заказал для меня целую пачку. Наверху был изображен веселый поросенок с подписью: «Со стола прекрасной Лиззи». Свинья всегда была моим любимым животным. Даже не знаю почему. У меня была целая коллекция игрушечных свиней и поросят.
«Дорогой Кевин! — начала я.— Не знаю, писали ли об этом газеты в Алабаме, но у нас здесь, в Шейдисайде, произошли страшные вещи».
Я скомкала лист и выбросила в корзину. Мне не хотелось начинать с плохих новостей. В самом деле, не писать же прямо так, с места в карьер: «Дорогой Кевин, Симона умерла».
Я вздрогнула и закрыла лицо руками.
Когда я подняла голову, то увидела, что дверь в мою комнату открыта настежь.
Я ахнула.
На пороге стоял отец и смотрел на меня с удивлением.
— Ты что, не слышала, как я стучал? — спросил он.
— Н-н-нет, — пробормотала я. — Дождь так шумит...
— Извини. Я не хотел напугать тебя. — Он и сам выглядел испуганным. — Хотел спросить: может, сыграем партию в шахматы?
Отец обожал шахматы и мог играть до одурения, хотя каждый раз проигрывал мне в пух и прах.
— Извини, — сказала я, — у меня полно уроков. Он кивнул и улыбнулся.
— У тебя вообще-то все в порядке? — спросил он как бы между прочим. Но я чувствовала, что он волнуется за меня не меньше мамы.
— Вроде бы, — ответила я.
— Симониным родителям никто...
— Никто не звонил, — закончила я за него.
— Это ужасно, — тяжело вздохнул отец. Я кивнула.
— Лиззи...
— Я буду осторожна, — сказала я. Он снова вздохнул.
— Если надумаешь насчет шахмат... — добавил он, уходя.
Я глянула на себя в зеркало. Неудивительно, что отец смотрел на меня с таким беспокойством: выглядела я отвратительно — бледная, с синяками под глазами. Исчезновение Симоны подействовало на меня ужасно. А теперь еще эта история с До-ной...
Зазвонил телефон.
Меня словно током ударило. Мне даже показалось, что этот звон стоит прямо у меня в ушах. Я подняла трубку и услышала одни всхлипы.
— Кто это? — спросила я.
— Лиззи, это я, я!
— Рейчел? Рейчел, это ты?
— Да-а-а...
— Рейч, что-нибудь случилось?!
Ее душили рыдания, сквозь которые я с трудом разобрала:
—• Приезжай! Приезжай скорей! Только ты можешь мне помочь!
— Рейчел, объясни хоть что-нибудь! — кричала я в трубку.
— Лиззи, мне очень, очень нужна твоя помощь! — умоляла она.
Тут нас разъединили.
Глава 9
Дождь хлестал по лобовому стеклу машины с такой силой, что дворники в данном случае были как мертвому припарка. Я летела на улицу Страха к дому Рейчел, и весь мир, остающийся позади моей машины, казался мне одним сплошным темным пятном.
Улица Страха.
Я ехала на улицу Страха. Ночью. В жуткую грозу.
Но у меня не было выбора.
С Рейчел случилась беда. Может быть, даже страшная беда.
Я должна добраться до нее как можно быстрее.
Я с трудом различала белую разделительную полосу по центру дороги. Дождь продолжал лить как из ведра. Но я гнала не снижая скорости.
Мое воображение рисовало одну картину страшней другой.
Я представила себе Симону. Она одна в спальне. Входит убийца, в руках у него нож. Он набрасывается на нее, завязывается борьба. Она задевает книжные полки...
Я видела все это как наяву. Как опускается нож. Как Симона уклоняется от удара. На пол валятся книги. Убийца нападает снова. Удар, еще удар ножом. По ковру растекается кровь.
Я тряхнула головой, чтобы отогнать страшные видения. Но это было бесполезно.
Боже, я забыла предупредить родителей, что еду к Рейчел!
Когда телефон разъединился, я была в такой панике, что забыла обо всем на свете. Я пулей выскочила из дома в тоненьком прозрачном дождевике. Под проливной дождь, в шквальный ветер. Пока добежала до машины, вымокла до нитки.
Но поняла я это только сейчас, потому что стала замерзать.
Справа показалось кладбище. За пеленой дождя казалось, что белые покосившиеся надгробия рядами движутся мне навстречу. Над кладбищем сверкнула молния. Грянул жуткий раскат грома. «Такая гроза даже мертвых поднимет из могилы», — подумала я, вздрогнув от страха.