— Да, завтра, — механически повторил он.
Я еще с порога проследила, чтобы он спустился по ступенькам нашего парадного крыльца и прошел подальше по тропинке. Наконец он скрылся в темноте. Я закрыла дверь, заперла ее и прислонилась головой к косяку.
Отец вышел из кухни в прихожую. Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Ушел, — Сказала я с неожиданным облегчением.
Отец кивнул и стал медленно подниматься по лестнице.
Действительно ли Джастин хотел ударить меня ножом?
Или это мое болезненное воображение зашло так далеко?
Я стала слишком подозрительной. А что мне оставалось делать?
Нет, Джастин определенно был не в себе.
И хотел спросить и сказать много больше, чем успел.
Неужели он приходил, чтобы убить меня ножом для бумаг? Вот идиотизм-то.
Я вздохнула. Только сейчас я почувствовала, как устала. Если ты ждешь, что тебя вот-вот прирежут, ум твой проясняется и становится как стеклышко. Но вот опасность позади — ты расслабляешься и понимаешь, что силы на исходе. Я поднялась наверх, почистила зубы, разделась и юркнула в постель. Закрыла глаза, зарылась лицом в одну подушку, а руку просунула под вторую — это была моя любимая поза. Может, хоть сегодня удастся поспать.
Хлоп!
Я открыла глаза, таращась в темноту и напряженно прислушиваясь.
Что это за звук? Кто-то стоит под дверью? Висит за окном? Пытается проникнуть ко мне в
комнату?
Я задышала часто-часто, будто только что одолела марафонскую дистанцию. Хлоп-хлоп!
Опять этот звук! Теперь явно со стороны окна. Я потянулась к тумбочке, включила лампу. Ничего необычного. Я встала и подкралась к окну. Изо всех сил я всматривалась в темноту, но при свете в комнате за окном ничего разглядеть было нельзя. Хлоп!
Я вздрогнула. Да это же ветки стучат на ветру!
Всего-навсего ветки деревьев колотят по стеклу — будто костлявые пальцы скелета.
Я снова залезла в постель. Стук продолжался. Мне привиделось, что ветки хотят до меня достучаться, передавая какое-то важное сообщение.
Ночь я пролежала, не сомкнув глаз.
Весь уик-энд я не выходила из дома. И большую часть времени провела у себя в комнате, лежа в кровати. В субботу родителей пригласили в гости, но они отказались. Не хотели оставлять меня дома одну. Я возражала, но не очень настойчиво.
Каждый телефонный звонок заставлял меня вздрагивать. Я боялась, что вновь позвонит Джастин. Но позвонила Дона.
— Говорят, у тебя вчера был Джастин...
— Быстро же распространяются слухи.
— Кто-то из ребят видел его машину у вашего дома, — объяснила Дона.
Шейдисайд представлялся мне большим аквариумом. Все всё видели и знали, кто чем занят.
— Да, он заезжал, — подтвердила я.
— Понятно, что он заезжал, — прошипела Дона. — Ты мне скажи, чего он хотел?
— Вопрос не в бровь, а в глаз. Я и сама не прочь была бы узнать.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказала. Не имею ни малейшего представления, зачем он притащился. Если говорить по правде, напугал меня до чертиков.
Я уж промолчала о том, что я испытала, когда он пошел на меня с ножом в руках. Не хотелось лишних разговоров и подозрений.
В понедельник я целый день избегала Джастина в школе. Это было не так-то просто. Несколько раз я ловила на себе его пристальный взгляд. А один раз на переменке я завернула за угол в пустом коридоре и чуть не напоролась на него.
— Привет, — пробормотала я и пронеслась мимо прежде, чем он успел вымолвить слово.
— Привет! — кивнул он вдогонку, но меня уже и след простыл.
Вернувшись домой, я обнаружила на подушке письмо. От Кевина! Я быстро распечатала конверт.
«Угадай, чем я тебя порадую? — писал Кевин. — Отец разрешил мне приехать к вам на выпускной. Так что без кавалера не останешься!»
Я смеялась, размазывая по лицу слезы.
Выпускной вечер уже в эту субботу.
Письмо пришло будто из другой жизни. Ведь Кевин ничего не знал о том, что здесь происходит. От этого его послание было мне еще дороже.
Я прижала письмо к груди. Ах, если бы он приехал побыстрей!
А мне оставалось только приготовиться к субботнему балу.
Во вторник мы собрались на генеральную репетицию. Ведь премьера уже в пятницу вечером. Все очень волновались. Так всегда бывает, когда идет прогон в костюмах. Ну а эти костюмы напоминали о таких событиях, что все психовали вдвойне.
Во-первых, невозможно было находиться на сцене и не думать об Элане. Особенно мне. У меня так и стояла перед глазами картина: она лежит посередине сцены распластанная, лицом вниз...
— Так, начинаем! — хлопнул в ладоши Робби. — Надо успеть прогнать спектакль. А то застрянем здесь на всю ночь.
Я проверяла реквизит, выкладывая его на маленький столик за кулисами, когда сзади подошла Дона. Здесь, за сценой, толстый слой грима на ее лице выглядел зловещей маской.
— Джастин больше не приставал? — спросила она.
— Нет.
Дона выглянула на сцену и закусила губу.
— Всего четыре дня осталось.
— Успеем.
— Хоть бы уж поскорей прошел этот выпускной вечер!
— Не говори.
— А если нам взять и смотаться из Шейдисайда? — вдруг предложила Дона. — Мы могли бы остановиться, например, в Алабаме у Кевина?
Как я могла забыть!
— Угадай, какая у меня новость! Мой кавалер будет при мне. Кевин приезжает!
На минуту напряжение спало. Дона радостно завизжала, хлопая меня по спине.
— Вот здорово!
Я пожала плечами.
— А я так напугана и расстроена, что даже сама не знаю, рада я или нет. Времени до. выпускного совсем мало, а тут не знаешь, доживешь до него вообще или нет.
— Это понимаем только ты да я, — вздохнула Дона. Она сжала мою руку, а в ее глазах стояли слезы.
— Все по местам! — раздался голос Робби.
— Ни пуха ни пера! — пожелала я.
— Как я, ничего? — покрутилась передо мной Дона.
— Ничего, ничего!
— Грим только идиотский, — пожаловалась она. — В нем так жарко, и от него у меня прыщи.
Неожиданно она крепко обняла меня. Я почувствовала, как часто бьется ее сердце.
Дона в роли сестры Марии поспешила на сцену — она открывала спектакль.
— Итак, — закричал Робби из зала, когда все уже было готово, — что бы ни произошло, не останавливаться! Прогоняем весь спектакль от начала до конца!
И мы начали.
Считается, что генеральная репетиция всегда провальная. У актеров даже поговорка есть: «Чем хуже прогон, тем лучше премьера».
Если ей верить, то мы были на пороге самого выдающегося спектакля в истории шейдисайдской школы. Потому что прогон шел наперекосяк.
Ни одна монахиня не вышла на сцену вовремя. Настоятельница монастыря почему-то вошла в дом капитана вместо своего собственного. Ребята без конца забывали текст и лихо импровизировали, придумывая всякую дребедень. То и дело повисали длинные паузы, когда все в растерянности смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.
Дона отличилась больше всех. Она с идиотским постоянством называла экономку замка баронессой и начисто перепутала имена детей фон Траппа.
Мало того, мы впервые репетировали с оркестром, и по музыкальной части все тоже шло из рук вон плохо. Певцы пели сами по себе, музыканты играли сами по себе — то отставая, то забегая вперед. Как на скачках, когда лидер становится последним, а последний вырывается вперед.
Я, признаться, тоже внесла свою лепту. Когда сестра Мария закончила работу в качестве гувернантки и уже возвращалась в монастырь, я дернула не за ту веревку. Декорация, качаясь, вдруг поплыла вверх, чуть не угодив бедной Доне по голове.