Он вдруг рассмеялся, запрокинув голову.
— Ну уж нет. В этом году выживу я. И выиграю шоу тоже я!
Убийца, явив свое истинное «я», как то и бывает в жанре, слишком увлекся своей злодейской речью.
Ах ты блядь такая!
Со своего места Фил видел, как ползут струйки пота по шее Музыченко. Мужик ебанулся, это понятно, но причем тут он? Совсем рехнулся что ли, Чикатило комнатный? Возмущение настолько переполнило Киркорова, что тот не стал терпеть.
Едва только Музыченко, занятый своей речью, отвернулся от него, Фил осторожно поднялся со своего места и взялся за трость. Пора было уже кончать с этим мудаком. Благо, рост позволил Филиппу сделать то, что он задумал. Размахнувшись, певец со всей силы саданул убийцу по башке набалдашником. Тот с хриплым писком упал на пол.
— На Евровидение он, блядь, хотел, — проговорил Филипп, облизывая губы. — А вы что стоите? Зовите мент… А, вот и они.
Дверь распахнулась, и на пороге появились Васильев с Давидом — сладкая парочка. Следователь что-то причитал себе под нос, Давид поспешил к Кале и Алексею. Фил потыкал Музыченко носком ботинка, убеждаясь в том, что тот жив. Ну и ладушки. Ну и хорошо. Мудила безмозглый.
Откидывая с лица волосы, Киркоров взялся за айфон.
— Перед вами не только Король российской эстрады, народный артист России, но и ловец маньяков. Да-да. Только что я своими руками обезвредил преступника, который унёс жизни многих моих друзей. И вы тоже его знаете. Мог бы знать весь мир, но… Евровидение много не потеряло, не так ли, Юрок?
Филипп без лишних сомнений подрубил трансляцию и сейчас чувствовал себя превосходно. Он на коне и с явным свидетельством на руках того, что никакие контракты его тут не удержат.
Королю все прилично.
========== Глава 28. Калькутта. ==========
Калькутта. Солнечный город ярких, сочных красок. Кала неспешно шла вдоль главного рынка, старательно вслушиваясь в речи местных на хинди и бенгали, но все равно ничего не понимая. Надо будет, пожалуй, попрактиковаться в родных языках. Чопра чувствовала себя.. свободно? На ней был надет чудный розовый комплект из чоли и павады, мягкий теплый ветер ласкал кожу, трепал волосы. Торговцы выкрикивали наперебой, рекламируя свой товар, и девушка вдруг обратила внимание на прилавок с самоцветами. Подошла ближе, с улыбкой рассматривая камни. Такие красивые.
Взгляд вначале зацепился за рубины, но потом вдруг внимание к себе привлёк невзрачный, на первый взгляд, глянцевый темно-серый камень с едва заметными зеленоватыми вкраплениями. Он источал тепло. Кале захотелось протянуть руку и коснуться его, но сначала…
— А что это такое? — бодро поинтересовалась она.
— Анортозит, — ответил вкрадчивый женский голос.
Чопра уже слышала его раньше.
— Эзотерики считают, что анортозит носит с себе мощную тёмную женскую энергетику, — продолжил голос. — А в индуизме…
— …этот камень считается символом богини Кали, — договорила уже сама Чопра.
Вдруг жара показалась нестерпимой. Кале стало душно. Она принялась обмахиваться ладошкой, силясь избавиться от зноя. Но, конечно, ничего не помогало.
— Дитя, — позвал голос.
Девушка лишь теперь смогла оторвать взгляд от камня и поднять его на собеседницу. В тени, глубоко под навесом, пряталась фигура. Лишь ее глаза отражали блеск солнца, точно выложенные на прилавке самоцветы. Кала напрягла зрение. Узнала свои черты. И не испугалась.
— Махадеви, — с придыханием сказала Чопра. — Темная Мать.
— Бедное, невинное дитя, — голос богини звучат не угрожающе, как раньше, а, скорее, сочувственно. — Ты так долго блуждала. Потерянная. Несчастная.
— Да, — завороженно согласилась Кала.
— Вернись домой.
— Домой?
— Мы ждём тебя, Кала. Я жду тебя.
Девушка почувствовала себя немного растерянно. Они ждут ее?
Кто — они?
Она вновь перевела взгляд на камень. Все же протянула руку и мягко коснулась его самыми кончиками пальцев. Но тут на ее ладонь сверху легла чья-то ещё. Кала тут встрепенулась.
— Джей?
Бхат мягко улыбался самыми уголками губ. Ощутимо погладил Калу по руке — то совершенно не было похоже на сон. Но она не боялась. Широкая, ясная, почти счастливая улыбка тотчас озарила ее лицо.
— Я люблю, когда ты улыбаешься, — по-доброму парень усмехнулся.
Но, стоило ему сказать это, как ее губы задрожали. В уголках глаз предательски защипало.
— Ну, ну, — Бхат вновь ласково погладил ее пальцы. — Не вздумай плакать, мой траурный цветок. Прекрасный бутон.
— Джей…
— Да?
— Я скучаю, — просипела Кала и всё же заплакала.
Слезы заструились по щекам.
— Я тоже скучаю, — с горечью ответил парень. — Очень сильно. Но ты же помнишь? Мы с тобой…
— …зеркальное отражение друг друга.
Они сказали эту фразу вместе, и под ребрами у Чопры страшно заныло. За ними зияла пустота таких размеров, что объять ее, казалось, было невозможно. Заполнит ли что-нибудь ее? Хоть когда-нибудь?
— Заполнит, — ответил Джей на ее мысли. — Обязательно заполнит. Ты не должна позволять ярости, боли или чему бы ни было ещё позволять управлять тобой.
— Низменные чувства, да? — сквозь слезы она усмехнулась.
— Всю тьму забрал я. В тебе же.. в тебе всегда был свет. Яркий, ослеплявший. Иначе почему я столько бегал за тобой, а? — Бхат шутливо пихнул подругу в плечо. — И Воробей твой на что повелся?
— Мне очень плохо, Джей. Мне кажется, что это никогда не кончится. Вечная пытка.
— Ты ещё не познала покой, — согласился он. — Но это постижимо. Это в твоих силах.
— Ты думаешь? — Кала спросила это с такой наивной надеждой, что Бхат невольно умилился.
— Тебе все по плечу. И у тебя всегда буду я. Всегда.
— Но это… неправда, — в груди снова остро кольнуло. — Ты покинул меня.
— Даже не смей так думать! Поняла? — теперь он все так же нежно обхватил ее лицо, стирая дорожки слез с ее щек большими пальцами. — Если вдруг тебе будет так казаться, то просто прислушайся к своим ощущениям. Вдохни поглубже, закрой глаза. Сосредоточься на том, как воздух касается твоей кожи. В каждом касании буду я, мой чудесный траурный цветок.
Чопра больше не выдерживала. Она плакала в голос, едва не переходя на беспомощный вой. Ей было так больно. Так больно.
— Предлагаешь медитировать? — девушка взорвалась. — Ты бросил меня! Ты просто бросил меня!
— Ну что ты, — Джей совсем не обиделся на ее эмоции, продолжая смотреть ей в глаза с какой-то совершенно непостижимой мудростью. — Разве я могу бросить свою сестренку?
Сердце забилось быстрее. Сестренку.
— В шуме ветра, в шорохе листвы, в лучах солнца, в лунном свете и даже в ненастье непогоды — я всегда буду с тобой.
Не справляясь с эмоциями, Кала все же взвыла от боли. Закричала изо всех сил.
И именно из-за этого вдруг распахнула глаза, обнаружив себя в темноте спальни. Алексей укачивал ее в своих руках, как дитя, и что-то обеспокоено шептал. Пустота давила на ребра изнутри, пока Кала сотрясалась от истерических рыданий.
Но внезапно она обратила внимание на белесый свет, падающий сквозь щель в шторах на пол. Чопра подняла взгляд и увидела большой и очень яркий лунный диск.
«В лунном свете — я всегда буду с тобой».
На душе стало чуть спокойнее.
— Я хочу… хочу…
Все ещё чуть задыхаясь, Кала пыталась обратиться к Алексею.
— Я хочу домой. Я прошу тебя, давай поедем.
И она имела в виду не свою квартиру.
— Я прошу тебя, Леш, давай поедем в Индию.
Его врач прописал ему максимальную дозировку снотворного, но, откровенно говоря, это Алексею не помогало. Спал он ужасно, много думал о тяжелых, гнетущих вещах и никак не мог взять себя в руки. Мир перед глазами становился плоским, но при этом деформированным. Все, что приходило из вне, причиняло ему боль или будило тревожные, вязкие мысли, из-за которых Воробьев мечтал утонуть во снах, но при этом заснуть никак не мог.
Забавно, но ему на помощь пришел Фил. Это было странно, учитывая то, что они никогда друзьями особо не были. Просто общались. Но Киркоров, видимо, что-то такое почувствовал, потому что стал чаще приглашать Алексея к себе домой, посылать какие-то подарки. Сначала отказываться от гостей и костюмчиков для Моцарта от Александра Маккуина было неприлично, а потом Воробьев понял, что в компании детей Филиппа и его тетушек ему как-то легче. Они не видели всего этого кошмара. Их разум не был осквернен.