Из писем видно, что Аззолино ведёт её дела в Риме, что Кристина предоставила ему на это «карт-бланш» и что кардинал находится перед сложным выбором, его терпение на пределе, и он предупреждает её об этом. Кристина высказывает сожаление по поводу того, что не может выслать ему денег, и каждый раз просит подождать. В ответном письме Аззолино высказывает предположение, что Кристина не хочет возвращаться в Рим и, вероятно, желает вернуться в Швецию. Это настораживает её — уж не хочет ли он на самом деле, чтобы она больше не появилась в Риме? «Верьте мне, — отвечает она на это предположение, — что лучше я буду в Риме жить на одном хлебе и воде и располагать единственной камер-фрау, чем обладать всеми королевствами и богатствами мира». И продолжает: «Я также могу Вас заверить, что заслуживаю Вашу дружбу, потому что испытываю самую большую L. на свете. Я знаю, что больше никогда не буду счастлива, но знаю также, что я буду R. Вас до смерти». Буквой «L» она закодировала существительное «любовь», а «R» — глагол «любить».
Итак, в Гамбурге сорокалетняя королева уже говорит о своей любви к кардиналу и о его дружбе как ответном чувстве. На большее она уже не рассчитывает. 14 июля кардинал — вероятно, из жалости — отвечает ей, что его чувства к ней намного теплее, чем она себе представляет. Она, в свою очередь, пишет ему, что он тоже вряд ли может представить себе её чувства к нему. 21 июля она сообщает ему о том, что он не должен её забывать и что она с нетерпением ждёт его писем из Рима, «чтобы узнать, дарят ли они мне жизнь или смерть». Она снова заверяет кардинала, что её дружба к нему «не имеет никаких границ или конца, кроме смерти».
Кардинал, по всей видимости, раздражён любовными излияниями Кристины, поэтому она о своей любви уже не упоминает, а пишет о «дружбе без границ». В письме королевы от 4 августа содержится утверждение о том, что его письма составляют единственную радость в её жизни, и выражается надежда, что она «была бы счастлива, если бы перед смертью представилась возможность ещё раз увидеть Вас». Холодность любовника пугает Кристину, и в письме от 29 сентября она пишет, что какие бы изменения ни произошли в его сердце, она не перестанет сохранять ему верность до самой смерти.
До самой смерти…
Эти слова лейтмотивом проходят через все её многочисленные послания к остывшему любовнику. «Несомненно, сама любовь говорит в этих письмах, — писал барон Бильдт, — и, по моему мнению, не важно, делил ли Аззолино с королевой ложе или нет. В любом случае ясно, что только он играл в её жизни роль повелителя».
Из последующей переписки явствует, что отношения между королевой и кардиналом становятся всё более напряжёнными. Кардинал, по всей видимости, настоятельно просил её больше не писать о своей любви к нему; она не отвечает на целый ряд его посланий, «ибо я не могу ни изменить мои чувства, ни говорить о них Вам, не раня Вас». 23 октября она прямым текстом сообщает в Рим: «Вся Ваша холодность не помешает мне до V. обожать Вас» («V» означает «смерть»).
Чтобы переключить её мысли на другой предмет, Аззолино предлагает ей продолжить заняться автобиографией, Кристина соглашается и во второй раз приступает к работе над ней. В этот период она постоянно больна и регулярно жалуется то на боли в боку, то — в животе, то на изнуряющую жажду. Она пребывает в глубокой меланхолии и целыми сутками не выходит из своей холодной комнаты на Крайенкампштрассе. В ней она спит, ест, пишет, принимает посетителей и отстаивает мессы. Вечерами зажигают камин, и она читает у огня. Когда доктор прописывает ей лечение молоком, она выпивает в день до… десяти графинов этого напитка! Её одолевают сомнения и подозрения. Главное из них, что Аззолино не желает её возвращения в Рим, и она тоже не остаётся в долгу и пишет, что поскольку он не отвечает на её любовь, то ей незачем возвращаться в Италию. Аззолино злится и упрекает её в том, что она плохо слушается его советов — разумеется, советов в области политики или денег. О необходимости сдерживания чувств он уже не напоминает — устал.
Королева радуется, что Аззолино одобрил её письмо Карлу XI и пишет: «Надеюсь, что Вы довольны моими поступками, и если я допущу промашку, то Вы извините меня. Заклинаю Вас поступать со мной всегда справедливо… Меня чрезвычайно радуют Ваши заверения в том, что Ваши чувства превосходят все мои представления, но верьте мне, что всё равно они отстают от моих…»