Старуха перепугалась, отодвинулась подальше от окна, сама все прядет, торопится. А волк опять воет:
Еще пуще испугалась старуха, еще дальше от окна отодвинулась, однако прясть не перестает. А волк уже на окно навалился, так что бревна трещат, и опять воет:
Прыгнул волк в окно, задрал старуху, мясо съел, а кожу набил соломой и в углу к печке прислонил. А сам опять в лес убежал.
Утром встал старик, смотрит, его жена уже на ногах, у печки стоит. Кричит старик:
— Старуха, дай поесть!
Старуха молчит.
Старик опять кричит:
— Старуха, тебе говорят, дай поесть!
А старуха все равно молчит и не шевельнется.
Рассердился старик, схватил кочергу и так ударил старуху по спине, что та на пол свалилась, а сама все равно молчит. Испугался старик, заохал:
— Ох, что я натворил! Что натворил! Свою старуху убил!
Плакал старик, горевал, да слезами делу не поможешь.
Надо о похоронах подумать. Глядит старик — а от старухи остались косточки да кожа, соломой набитая. Что тут хоронить?
Сделал старик из старухиной головы ковш, из рук — грабли, из ног — кочерги и живет себе, поживает.
Подкрался тот же волк под окна и как завоет:
— Старик, старик, отдай мне старуху!
Что старику отдавать, когда он из ее костей всякого добра понаделал? Молчит, ничего волку не отвечает. А тот все рыщет под окнами, и все старуху требует.
Влез старик на печь, спрятался. А волк прыгнул в окно, на печь вскочил, стащил старика и говорит:
— Я тебе покажу, как из старухиных костей кочерги делать! Я тебе покажу! — И разорвал старика на куски.
А все из-за волчьего хвоста, что старуха прясть вздумала.
Как волк вздумал хлеб печь
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
— Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся — вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
— Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
— Ладно, — согласился человек и начал учить волка: — Сперва надо вспахать землю…
— А когда вспашешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо рожь посеять.
— А когда посеешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
— А когда вырастет, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее убрать.
— А когда уберешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее смолотить.
— А когда смолотишь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо испечь хлеб.
— А когда испечешь, можно есть?
— Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
— Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Гражина-рябина
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
— Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
— Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
— Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь — стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
— Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
— Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
— Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
— Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отворила ему девочка, а волк цап — и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
— Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
— Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? — дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
— Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят — под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
— С чего ты обмер, Тривайнелис?
— Вот с чего, — отвечает тот, — срубил я избушку, поселил в ней Гражину-рябину. А как пригнал стадо на опушку, пропала она. Не нашел я Гражины-рябины, тут и обмер.
Принесла старуха в избушку сала, натопила печку и принялась блины жарить. Зашипели блины на сковороде, на весь лес запахло. Почуял волк блины, подбежал к порогу и спрашивает:
— Ах, бабуся, что это ты жаришь? Уж больно вкусно пахнет!
Старик за дверьми стоит, клещи приготовил, покуда старухины блины жарятся.
— Дай, бабуся, попробовать блинков! — попросил волк.
Кинула ему старуха блин, волк — гам — и проглотил его.
— Ах, бабуся, дай еще!
Старуха отвечает:
— Высунь язык!
Только волк высунул язык, старик ухватил его клещами да как крикнет: