Миновал девятый день, Ель распростилась с родичами, вышла с детьми на морской берег и кличет:
Замутилось, зашумело море, вскипела кровавая пена, и услыхала Ель голос своего мужа.
— Двенадцать братьев твоих косами зарубили меня, а выдала им меня Осинка, любимая наша дочка.
Ужаснулась Ель, заплакала и, обернувшись к Осинке, молвила:
А сыновьям сказала:
Как она сказала, так и стало. И теперь дуб, ясень и береза — могучие, красивые деревья, а осина и от самого легкого ветерка дрожит, — все за то, что побоялась своих дядьев и выдала им родного отца.
Сигуте
Жили-были брат с сестрою, красавицей Сигуте. И была у них злая мачеха, но не знали они, что она ведьма. А у ведьмы была родная дочь — толстая, некрасивая.
Пришло время брату идти на войну, уехал он в дальние края, и осталась Сигуте одна с мачехой. Не невзлюбила ведьма падчерицу и стала ее всячески донимать. Досталась на долю Сигуте вся черная работа. Сирота и по дому хлопотала и скотину пасла. Мачеха ее к себе на глаза не пускала, ела и спала падчерица со скотиной в хлеву. Сигуте ходила грязная, оборванная, а мачехина дочь, разряженная, чванная, сидела, как гостья, в красном углу и ничегошеньки не делала.
Была в доме черная собачонка и черная телка. Обе умели говорить по-человечьи, — ведь в старину и скотина разговаривала! Дома Сигуте день-деньской не разлучалась с собачонкой, а когда доила коров — с черной телкой.
Бывало, разговорится с ними Сигуте и позабудет про свою работу. За это часто попадало ей от мачехи. Все-то ведьме думалось, что Сигуте мало работает, что разленилась она.
Однажды, когда Сигуте выгоняла скотину, велела ей ведьма снять с себя рубашку, кинула пучок пакли и сказала грубым голосом:
Делать нечего, сняла Сигуте рубашку, взяла паклю, заплакала и пошла в лес. Пригнала стадо, обняла за шею черную телку и плачет-разливается, кажется, вот-вот сердце разорвется. Когда же она успеет соткать и сшить рубашку! Пожалела телка сиротку и сказала тонким голосом:
Подобрала телка паклю, проглотила и тут же выплюнула нарядную полотняную рубашку. Сигуте благодарила телку и целовала ее. А вечером, когда пригнала она домой стадо, и увидала на ней мачеха нарядную рубашку, то удивилась и захотела узнать, как это падчерица так хорошо соткала и сшила ее. На другое утро, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма опять велела ей снять с себя рубашку, дала другой пучок пакли и сказала:
Только угнала стадо Сигуте, и послала ведьма свою дочь подглядеть, как она будет шить рубашку. Притаилась за деревьями ведьмина дочь и все увидела: и как плакала Сигуте, обнимая черную телку, и как телка проглотила паклю и выплюнула нарядную рубашку. Вернулась домой ведьмина дочь и обо всем, что видела, рассказала матери. А ведьма и подумала:
«Уж коли скотина заступается за Сигуте и помогает ей, то, как вернется с войны брат, она все ему расскажет, позовет в свидетели телку. Плохо мне тогда придется!» И так-то захотелось ведьме избавиться от Сигуте, что надумала она сжечь ее живьем.
Вот и принялись они с дочерью рыть под порогом яму — и днем и ночью рыли, покуда не вырыли. Утром, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма не стала отнимать у нее рубашку, еще и приласкала падчерицу.
Только ушла в лес Сигуте, затопила ведьма печку, выгребла весь жар, насыпала полную яму под порогом, а сверху забросала землей; землю прикрыла соломой, заровняла края, и ямы как не бывало.
Пригнала вечером сирота стадо, а ведьма, впервые после отъезда пасынка, позвала ее в избу, приговаривая грубым голосом:
Только было хотела войти Сигуте, а собачонка вцепилась ей в подол и тонким голосом остерегает:
Прикрикнула на собаку ведьма:
— Что ты под ногами вертишься, кур в сенях пугаешь. — Схватила ее и заперла в чулан. Но Сигуте не переступила порога и осталась жива. Так же было и на другой день: когда Сигуте пригнала скотину, ведьма принялась зазывать ее в горницу:
Но запертая в чулане собачонка опять остерегла девушку:
Сигуте послушалась ее и не пошла в избу, а ведьма разозлилась, побежала и перебила собачонке лапу. На другой день, едва Сигуте пригнала стадо, ведьма опять зовет ее:
А собачонка снова остерегает:
Обозлилась ведьма и перебила собачонке другую лапу, Так же было и на третий и на четвертый вечер, покуда ведьма не перебила собачонке всех лап. А на пятый день, только вернулась Сигуте, ведьма зовет ее:
В последний раз остерегает Сигуте верная собачонка, — разъярилась ведьма и вырвала у нее язык. На шестой день пригнала скотину Сигуте, и опять зазывает ее ведьма:
Некому было остеречь Сигуте, пошла она в избу, провалилась в яму и сгорела. А ведьма собрала пепел, отнесла за ворота и выбросила. На другой день стадо пасла мачехина дочь. Вышла черная телка за ворота, по запаху узнала пепел Сигуте и облизала его. Тотчас вылетела из пепла утка.
Тем временем война окончилась, и пасынок возвращался домой. Любо ему было мчаться по лесу. Мчится сквозь чащу, вдруг — голос сестры. Остановил он коня, прислушался, никак в толк не возьмет, откуда песня слышится: