В витрину изнутри заглянула встревоженная Кувшиня, позвала хозяина. Они вдвоём стали вносить зеркала в дом, потом пытались заделывать какие-то подозрительные щели в оконном стекле.
Зеркала неудержимо плакали. Кувшиня протирала их, выжимала тряпочку и снова протирала – и всё без толку.
Пока вдруг у витрины на улице не остановился хрупкий силуэт, осенённый кучей тёмно-красных кудрей, и пять длинных пальцев не выбили на стекле лёгкую дробь!
– Деда! Привет! Чё случилось? Кувшиня, что с тобой?
– Не Кувшиня, а Графиня, – привычно поправил её дед.
Зеркала тут же быстро просохли, опомнились, у них закружились от счастья отражения – вот потолок магазина, вот стены, битком забитые шкафчиками и полками со всякой ерундой, вот дорогая Графиня, вот любимый хозяин, который радостно машет в сторону двери, вот принцесса Рыжая Крошка, которая ворвалась в магазин со своей скрипкой и завопила:
– А я ноты дома забыла! Играла по памяти!
Графиня ахнула:
– На экзамен без нот??? Сумасшедшая!
– Три с плюсом! Вот! Закончила, всё! Ур-ра!
– Жива, жива, – пели зеркала.
Все, кроме одного.
Гений остался лежать в своём углу кучкой пепла с крошечным кристалликом внутри.
Вскоре переселенцев протёрли насухо и повесили по местам.
Там-то всё и обнаружилось.
Большое Псише сказало, как отрубило:
– Гений не выдержал своего предательства.
– Да, да, – откликнулись, сверкая от счастья, остальные.
Ведь произошло чудо: о них позаботились, их приглашали в гости в дом – целое приключение!
А Дядя Свист после долгого молчания вдруг сказал:
– Ну нет. Ну уж нет.
– Почему нет? Да и да! – решительно ответило Псише.
– Я говорю нет, не предательство.
– Докажи! – вякнуло Кривое з. У него снова появилось право голоса. Рыжая Крошка спаслась!
– Гений остановил его. И погиб. Уменьшился до точки.
– Остановил кого? – спросило Кривое з. недоверчиво. – Мы, зеркала, вообще можем останавливать всех прохожих.
– Он остановил того, у кого много имён, – отвечал Свист. – Поймал его на приманку. Заставил стоять и смотреть. Заставил отразиться в себе.
– Подумаешь! Все останавливаются и смотрят. Я тоже могу заставить любого! – не унималось Кривое з.
– Тот, у кого много имён, должен быть всё время в движении. Таков закон. Он налетает, как вихрь, и не останавливается.
– Гений был такой маленький, он бы не смог поймать Одиночество, – возразило Псише. – Даже я не в силах было бы его отразить полностью. Есть, конечно, очень большие зеркала. В Зимнем дворце. Да и то сомневаюсь.
Все уважительно закивали. Царские дела!
– Гений знал свою силу. Он уже не раз использовал её и потому стал таким маленьким. А тут он отразил того, у кого много имён, и совсем погиб, – продолжал Дядя Свист. – Помните, он сказал: «Я могу остановить»?
– Мало ли кто что говорит! – ядовито ответило Кривое з. – Я тоже много чего говорю, но это ведь ничего не значит! У меня, ребята, не было никакого желания предавать Рыжую Крошку! Так просто, на язык попало! Я и ляпнуло! А вот Гений – это да. Он специально!
– Он неоднократно спасал, я теперь понял. И теперь исчез, – настырно твердил Дядя Свист.
Все на всякий случай закивали, но они быстро должны были обо всём забыть. Зеркала, они такие!
А Гений, обратившийся в тусклый холмик стеклянной пыли, лежал в витрине.
Дядя Свист потом молчал целую неделю.
Что может зеркало? Поплакать, и всё.
Семь закатов, шесть рассветов встретили и проводили бедные зеркала и несчётное число машин и прохожих отразили.
Кучка пыли и есть кучка пыли.
Так всё и оставалось до первой уборки, и Кувшиня вымела непрошеный мусор веником на совок, удивившись при этом, как этот пепел попал в витрину, если здесь убирают каждую неделю.
Про Гения она не вспомнила.
Затем путь его был таков: Кувшиня понесла пыль прямо в совке в бак для мусора в подворотню, но тут закрутилась маленькая буря, и с совка всё смело подчистую.
Крошечный кристаллик взметнулся вместе со стеклянной пылью и улетел.
Кувшиня пожала плечами и удалилась в магазин.
Облачко пыли полетело над улицей и было втянуто вентилятором в некоторое помещение, где работал стеклодув.
Там мастер как раз собирался варить стекло.
Облачко пыли остановилось около мастера, и тут мастер громко, из глубины души чихнул – и пыль, бешено закрутившись, осела в ёмкость, где уже было всё приготовлено. Последним, упав, тонко звякнул некий кристаллик, а мастер зажмурился, никуда не глядя и ничего не видя, и тут же загрузил ёмкость в печь.
И в результате три часа спустя он неожиданно для себя сварил ровную, как зеркало, плитку хрустального стекла.