Но старая нянька взяла фотографии младшей принцессы и отправилась к колдуну. Оттуда она привезла загадочную фразу: «Кто любит, носит на руках».
Фраза эта скоро стала известна всем, кто так любил принцессу с её младенческого возраста, когда она радостно улыбалась, показывая свои первые четыре зубика и две ямочки на щеках, а кудряшки у неё были как золотой шёлк, а глазки как незабудки.
Кто же не любил принцессу! Все её любили: и папа, и мама, и дед с бабкой, король с королевой. И они всё время вспоминали, какая она была чудесная малышка, какая приветливая, хорошенькая, с четырьмя зубиками. Когда пошли остальные зубы, картина немного попортилась, начался плач и капризы, и доехало до того, что теперь на вопрос: «Ну, мы уже перестали дуться на весь мир?» – принцесса вообще не отвечала, что было по меньшей мере невежливо, особенно если спрашивали король с королевой, да ещё по внутреннему телефону. По телефону надо отвечать!
Тем не менее, руководимые старухой-нянькой, к принцессе стали приходить и брать её на руки все по очереди. Что, конечно, было просто подвигом, особенно если учесть, что, например, бабушка-королева была дамой неопытной и ничего никогда не поднимала тяжелей бокала с вином. А мама-принцесса вообще не знала, с какого боку подойти к своей уже довольно тяжёлой дочери – хрупкая-то хрупкая, но всё-таки принцесса уже вышла из младенческого возраста, пятнадцать лет, шутка ли!
Но все, поднатужившись, приподнимали младшую принцессу, которая ничего не понимала сначала и даже капризничала, не хотела, чтобы её трогали, пока ей всё не объяснила старуха-няня. Но и тогда младшая принцесса продолжала лить слёзы и совершенно не оценила рекорда папы-принца, который поднял её на двадцать два сантиметра от постели! «Сюда бы слетелись все газетчики мира, – заявил папа-принц, – если бы мы не держали в тайне, что у нас дочь плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин».
После чего старая няня носила младшую принцессу на руках по спальне целых десять минут, как в детстве, чтобы утихомирить её, но при этом няня вспоминала и о своих обидах: что повар на кухне оставил ей не куриную ножку, а какой-то волосатый куриный локоть и что внуки одни бегают в деревне без присмотра, а тут живёшь, выкладываешься, как потный индюк, безо всякой благодарности.
– Но ты меня ведь любишь? – спросила младшая принцесса, когда няня, набегавшись со своей ношей, положила свою принцессу обратно на кровать.
– А как же тебя мне не любить? – ворчливо отвечала няня. – Если бы я тебя не любила, я бы за такое жалованье давно бы здесь не жила!
Стало быть, все носили младшую принцессу на руках, но она так и не вылечилась.
Тогда стали говорить, что колдун оказался плохим пророком и что, может быть, няня неправильно пересказала фразу. «И что это такое? – возмущался доктор. – Кто любит, носит на руках! Не будем говорить об отдельных случаях, но меня, например, никто не носит на руках! Даже королеву не носят!»
И все были согласны с таким мнением и начали говорить, что эту фразу надо понимать в том смысле, что сама младшая принцесса никого не любит, и намёк был на это.
А принцесса сидела в своей спальне, и няня всё время подбивала её позвонить принцу, но принцесса не соглашалась, а только плакала, почему принц сам не звонит. Наконец принц позвонил, и трубку держала сердитая няня, а сердилась она потому, что разговор продолжался два часа и няня проворонила обед, и ещё она сердилась потому, что младшая принцесса в течение всего разговора умудрилась ни разу не заплакать и даже много смеялась.
– Значит, ты придуряешься, – сказала, положив трубку через два часа, няня, – ты можешь же не плакать!
И няня отправилась пить чай и сообщила всему дворцу, что у младшей принцессы не всё так плохо, что она уже смеётся. Все поздравляли доктора, ему немедленно увеличили жалованье, и у младшей принцессы без передышки звонил телефон, няня брала трубку и подносила её к уху своей капризницы, но та в ответ на все вопросы типа: «Ну что, мы уже улыбаемся?» – только лила слёзы, не отвечая ни «спасибо», ни «начхать», как выразилась потом няня на кухне.
Разумеется, когда была назначена свадьба и приехал жених, все бинты были сняты, ни слова не было сказано ни принцу, ни младшей принцессе, и на вечер, как и полагается, был назначен бал.