- Я не знала. Прости.
Кингсли так и не простил своей сестре замужество с Сореном, и так и не простил себе того, что случилось потом. На душе Кингсли не было более уязвимого места, чем то, которое оставила его сестра Мари-Лаура.
- Здесь нет твоей вины. Что угодно может напомнить о ней. Аромат Chanel No.5. Музыка из «Лебединого озера». Я нюхаю его, слышу это, и мне кажется, что она стоит позади меня или в соседней комнате. И когда ты говоришь с таким акцентом, я слышу ее.
- Тогда я буду держать рот на замке, а ты можешь сказать всем, что мне запрещено говорить.
- Merci. - Он снова зажал поводок между ее зубами, что было знаком для всех и каждого, что ей запрещено играть с кем-либо, кроме Кингсли. Если бы он оставил поводок висеть, где любой мог взять его, любой мог бы поиграть с ней.
Нора была здесь не для игры.
- Это Госпожа Ви, - сказал Кингсли, кивая в угол гостиной, где женщина в черном кожаном комбинезоне старательно связывала мужчину средних лет в корсете, полностью сделанном из шелковой веревки. - Она мастерски делает шибари. Я надеюсь, что она согласится научить тебя.
Нора вытащила веер из своей синей шелковой сумочки и развернула его, выплюнув поводок. Прикрыв рот веером, она прошептала: - Кто он?
- Ты не знаешь? - спросил Кингсли.
- Нет.
- Он сын губернатора.
- Кинг?
- Что?
- Я не знаю, как выглядит наш губернатор, не говоря уже о его родственниках.
- Так или иначе ты узнаешь.
- Почему?
- Он будет одним из твоих клиентов.
Нора закатила бы глаза при этом заявлении, если бы оно, скорее всего, не было правдой.
- Сын мэра тоже будет моим клиентом? - спросила она
- Нет. Он не сабмиссив, - ответил Кингсли. - Но я проделал небольшую работу по сокрытию информации с женой мэра перед выборами. Теперь она у меня в долгу.
- А кто у тебя не в долгу? - спросила она. Если вы были влиятельны в Нью-Йорке, Кингсли позаботился о том, чтобы вы были у него в долгу. Она сама была у него в долгу. В большом долгу. Он принял ее после ее побега из монастыря. Ей вернули ее старую спальню. Никто не трогал ее вещи, не убирал ее одежду, не упаковывал ее вещи и не убрал их все подальше. Все осталось на своих местах и ждало ее возвращения. Даже книга, которую она читала перед уходом, «Виллетт» Шарлотты Бронте, осталась на тумбочке, ее закладка все еще была на месте на странице 268. Когда она вернулась, Кингсли открыл дверь в ее комнату и сказал:
- Добро пожаловать домой.
Крыша над головой, кровать, одежда, еда и книги. Ничего из этого у нее не было бы, если бы Кингсли отвернулся от нее. Что напрашивалось само собой...
- Почему ты принял меня? - прошептала она, прикрывшись веером.
- Почему я принял тебя? - повторил Кингсли. - Ты действительно спрашиваешь меня об этом?
- Я бы не винила тебя, если бы ты отправил меня собирать свои вещи. - Его гнев на нее за то, что она убежала и не сказала ему, куда она ушла, ни разу не связавшись с ним за все эти месяцы, был настоящим. Ужасающе реальным.
- Я пытался объяснить Джульетте, кто ты для меня. Объяснить наши отношения.
- Это, должно быть, заняло всю ночь.
- Это может занять всю мою оставшуюся жизнь. Она сказала, что ты и я, мы в некотором смысле семья.
- Я бы, конечно, не назвала нас друзьями, - ответила она, не из-за жестокости, а из честности. Нора была писательницей и серьезно относилась к значению слов. Этот мужчина, который был ее любовником с тех пор, как ей исполнилось двадцать, который познакомил ее с доминирующей стороной, от которого она забеременела, а затем сбежала в горы, когда она больше всего в нем нуждалась, но который принял ее без вопросов, когда она появилась на его пороге посреди ночи? Называть его «другом» казалось оскорблением того, кем они были друг для друга. Это было бы все равно, что назвать Сорена и Кингсли «школьными приятелями».
Но семья?
- Я тоже не уверена насчет «семьи», - ответила она. - Без обид.
- А почему бы и нет? - Почти обижено спросил Кингсли.
- Потому что последнее, что бы я хотела, это трахаться с членом своей собственной семьи.
Кингсли усмехнулся.
- Ты случайно не обучаешь меня быть доминатрикс, чтобы наказать его, не так ли?
Кингсли положил руку на сердце.
- Ты ранила меня, chérie. Неужели я действительно похож на того, кто сделал бы что-то подобное?
- Да.
Кингсли подмигнул и кивнул в сторону сцены, происходящей на уровне ниже них.
- Время шоу.
Трое крепких мужчин, одетых в кожу, вошли в большую гостиную внизу и начали передвигать мебель. Стулья были отодвинуты к внешнему периметру, а вся остальная мебель перенесена в другую комнату. Кому-то явно требовалось большое пространство для игры. Из другой комнаты они вынесли большой черный Андреевский крест и установили его у главной стены.
- Ее гарем, - сказал Кингсли, наклонившись к ее уху.
Мужчины проверили крест и поняли, что установлен тот основательно. Они проверили фиксаторы запястий и лодыжек, а также расстояние между крестом и ближайшими зеваками и сочли его приемлемым.
Один из троих мужчин снова исчез в другой комнате. Когда он вернулся, он был не один.
Мужчину с завязанными глазами сопроводили на игровую площадку и заставили встать перед крестом спиной к нему. Со своего возвышения Нора могла хорошо его видеть. У него было подтянутое и жилистое телосложение, высокий, но не слишком. Она могла разглядеть его ребра и мышцы, когда он вдыхал. Его руки от плеча до запястья были покрыты яркими татуировками. К сожалению, на нем были брюки, черные, которые низко висели на бедрах, так что она могла видеть маленькую линию волос, ведущую от его пупка вниз, вниз, дорожку, по которой она бы с удовольствием спустилась. Хотя его лицо было молодым, он выглядел не старше тридцати, у него были седые волосы. Седые вкрапления с черным, но в основном седые. Помощница Кингсли, Каллиопа, сказала, что такие люди известны как «серебряные лисы». Нора никогда раньше не хотела домашнюю лису. Теперь она передумала.
- Он красив, - сказала она Кингсли за своим веером. - Кто он?
- Он тебе нравится? - спросил Кингсли.
- А кому бы он не понравился?
- Его зовут Торни.
- Мне нравятся его татуировки, - сказала она, разглядывая рисунки на его теле.
- Хочешь его? - спросил Кингсли.
- Я бы не отказалась, если бы он предложил, - с готовностью призналась она. - Если он саб.
- О, он саб. За две тысячи долларов.
- Он про-саб?
Кингсли покачал головой.
- Про-дом?
Кингсли снова покачал головой.
- Про-свитч?
- Он про... про. И за две тысячи долларов он будет для тебя кем угодно.
Глаза Норы округлились.
- Он проститутка? - спросила Нора. Кингсли кивнул. - Дом тела... Дом оргазмов... Кинг, ты привел меня в бордель?
Он снова кивнул.
Прикрыв рот веером, она прошептала Кингсли вопрос.
- Какого черта ты привел меня в бордель? Ты же знаешь, что меня уже арестовывали. Я не хочу снова под арест.
Она ничего не имела против работников секс-индустрии, тем более что сама готовилась стать таковой. Но БДСМ за деньги был легальным в Нью-Йорке. Секс за деньги - нет.
Кингсли взял поводок и снова запихнул тот между ее зубов. В следующий раз, когда они будут под прикрытием, он наденет парик и будет изображать саба, а она засунет ему в рот кожаную веревку.
Нора не сводила глаз с красивого серебристого лиса внизу. Ей хотелось, чтобы он мог видеть ее. Она хотела бы заглянуть ему в глаза и оценить его по достоинству. Даже с повязкой на глазах она видела, что он нервничает. Его грудь тяжело вздымалась от частых вдохов. Может, он был взволнован? Или, может, он был напуган?
Боялся кого?
Именно тогда Нора почувствовала запах цветущей вишни. Она глубоко вздохнула. Такой чудесный сладкий аромат. Аромат новой весны.
Нора обернулась, и за ее спиной стояла женщина. И какая женщина. Подобно французской королевской особе, она была одета в платье из серебристого шелка. Поверх платья на ней была накидка с капюшоном. Под капюшоном было лицо, красивое и девичье, почти без косметики, если не считать красной помады. Она выглядела такой юной, такой болезненно молодой и невинной. Она улыбнулась, и Нора поняла, что перед ней довольно хладнокровный садист.