Сорен, должно быть, подумал о том же - как только эта безумная интерлюдия закончится, это, возможно, никогда больше не повторится, потому что он сдерживался дольше, чем когда-либо прежде. Толчки превратились в непрерывный поток, что она кончила снова так же сильно, как и в первый раз. Сильнее, и она впилась зубами в его руку, чтобы заглушить свои собственные крики.
Он приподнял ее бедра и возвысился над ней. Одна рука покоилась на ее голове, чтобы удерживать себя, в то время как другой Сорен сильно вцепился в ее волосы, удерживая ее неподвижной и прижатой к кровати. Его рот ласкал ее обнаженные плечи, спину и шею.
- Где твой ошейник? - спросил он между толчками.
- Его нет. Я выбросила его.
- Лгунья.
Он наказал ее за ложь грубым толчком, и она знала, что заслужила это. Затем он поцеловал ее порочным поцелуем, и она знала, что тоже это заслужила.
Он потерялся внутри нее. Он шептал ей на ухо красивые слова. Она понятия не имела, что он говорил, потому что он говорил на датском, своем родном языке. Признавался ли он ей в любви? В его ненависти к ней? Его потребности в ней? Его одиночестве? Это могло быть все из вышеперечисленного или ничего из этого. Может, он просил ее вернуться к нему. Если так, то хорошо, что он говорил на другом языке, чтобы ей не пришлось отвечать. Она знала, как сказать «никогда» по-английски.
Когда ни один из них не мог больше вынести, когда секс стал слишком сильным для любого из них, он наконец отпустил и кончил в нее, наполняя ее своей спермой и выйдя, оставив ее пустой.
- Элеонор?
Она услышала свое имя вдалеке. Вдалеке она почувствовала, как он развязывает ее лодыжки.
- Элеонор?
- Это больше не мое имя.
- Элеонор, у тебя идет кровь.
Она перекатилась на спину, приподнялась на локтях и посмотрела вниз. Ее бедра были красными от крови, как и у Сорена.
- Черт, - сказала она и усмехнулась. Очарование момента рассеялось в одно мгновение. - Прости.
- У тебя месячные?
- Несколько дней назад поставила спираль. Меня предупредили, что такое возможно. Внезапное сильно кровотечение. Думала, это смазки больше было, чем обычно.
На черно-белом покрывале под ней виднелось красное пятно размером с ее ладонь.
Сорен проник в нее двумя пальцами, и она поморщилась, когда он нашел чувствительное место. Его глаза слегка расширились.
- Это нити, - ответила она. - Врач сказал, поначалу они могут ощущаться.
Он вытащил пальцы, и они были красными.
- Ты помнишь, что случилось в последний раз, когда ты испачкала меня кровью? - спросил он.
- Ты собираешься снова заставить меня стирать простыни в ванной? - Она бы ни на йоту не удивилась.
- Не совсем.
Пока Нора наливала воду в ванну, она посмеялась над собой. Как досадно легко было вернуться к этому старому знакомому сценарию. Он доминировал над ней, она подчинялась ему, он причинял ей боль, она позволяла ему. Как она могла когда-нибудь по-настоящему освободиться от него, если подчиняться ему было так же просто, как дышать, а бегство от него лишало ее воздуха?
Он позволил ей первой привести себя в порядок. Затем она надела черный халат, который висел на двери ванной. Это был мужской халат и слишком большой для нее. Когда она наклонилась, чтобы закрыть краны, халат соскользнул с ее плеча. Сорен вернул его на место.
- Я не планировала этого, - сказала она.
- Что? Соблазнить меня демонстрацией кожи? Я уже видел ее и раньше.
- Я не планировала этого. - Она коснулась его груди. В месте прямо над его сердцем она оставила глубокий след от укуса. Достаточно глубокий, чтобы оставить синяк, но недостаточно глубокий, чтобы пошла кровь.
- Я предположил, что ты пыталась съесть мое сердце, - сказал Сорен.
- У меня была такая мысль.
- Это была ссора, Элеонор. Пары ссорятся. Приносят друг другу извинения. Обиженные чувства уходят в сторону. Жизнь продолжается.
- Я не хочу говорить о той ночи. Ни сейчас, ни когда-либо. Что сделано, то сделано. И жизнь продолжается. Она продолжается без тебя.
- Да, - сказал он, поднимая руку, испачканную ее кровью. - Очевидно, мы теперь совершенно незнакомы.
Она закатила глаза.
- Залезай в гребаную ванну, Блонди.
Он одарил ее ледяным взглядом.
- Пожалуйста, и спасибо? Сэр? - спросила она насмешливым тоном, но этих слов было достаточно, чтобы успокоить его. Он шагнул в ванну и сел, вытянув свои длинные ноги так, чтобы ступни упирались в выступ у кранов, а спина - в противоположный конец. Нора опустилась на колени, на в несколько раз сложенное полотенце рядом с ванной, и намочила мягкую губку в теплой мыльной воде.
- Мне очень жаль, - сказала она, протирая губкой пятно высохшей крови внизу живота. - Я не планировала делать тебя Моисеем.
- Моисеем?
- Ну, знаешь, тот, который раздвинул красное море.
Он одарил ее самым мрачным из мрачных взглядов.
- Тебе больно? - спросил он, обращаясь к ней, как к ребенку.
- От спирали, порки или секса?
- Всего.
- Небольшие спазмы от спирали. Нормально. У меня рубцы на задней стороне коленей и синяк от укуса на задней части шеи. Не нормально, но вполне ожидаемо, когда человек подчиняется садисту. - Сорен слегка ухмыльнулся. - А от секса? Я в порядке.
Она не была в порядке. Она была далеко не в порядке. Если бы ее руки не были слишком заняты губкой, Сорен заметил бы, что они дрожат.
- В порядке? Правда?
- Немного ноет. Думаю, ты трахал меня целый час. Чувствовал ли ты себя немного... сдержанным? - спросила она небрежно, но нет.
- Это твой способ спросить меня, спал ли я с кем-нибудь с тех пор, как ты меня бросила?
- Просто любопытно.
- Нет, не спал. Полегчало? Или разочарована?
- Ты поверишь, если я скажу, что не знаю, что чувствую? - Она была с другими с тех пор, как ушла от него, у нее были свои стандарты, отличные от его. И все же они были разными. Она занималась сексом ради удовольствия. Обычная потребность, как есть обед. Для Сорена секс был каким угодно, только не случайным. И он мог бы годами обходиться без этого. Она трахалась, когда ей этого хотелось. Он трахался, когда был серьезно настроен. Давным-давно она спросила у него, когда и как он решил нарушить свои клятвы - все ночи с ней, та ночь с Кингсли... он был с ними обоими с тех пор, как решил стать священником, с тех пор как принял обет целомудрия. Если он был счастлив трахать их, почему не кого-нибудь другого?
Я нарушаю клятвы, когда знаю, что могу оправдать их перед Богом и знаю, что Бог скажет: "Я не осуждаю тебя". Когда Бог смотрит на тебя и смотрит на Кингсли, что-то подсказывает мне, что Он сказал бы именно это.
Когда она предстанет перед Богом, и Он спросит ее, почему она любила этого священника и отдала ему свое тело, у нее было предчувствие, что Бог ответит ей то же самое.
Сорен задумчиво выдохнул.
- Да, на самом деле, поверю.
- Тогда... Я не знаю. Я не знаю, что чувствую сейчас.
- Если тебя это утешит, то и я не знаю.
Сорен поднял мокрую руку из воды и погладил ее по щеке. Вода стекала по ее лицу и падала в воду, как слезы.
Делать что-то настолько простое, как смывать кровь с Сорена, не должно быть таким нервирующим. Но он пристально и молча наблюдал за каждым ее движением, пока она намыливала руки и скользила ими по нижней части живота и пенису. Видел ли он, как сильно на нее подействовало то, что она была так близка к его обнаженному телу? В первый раз, когда она прикоснулась к нему в сексуальном плане, ей было семнадцать лет, и он положил ее руку на свою эрекцию. Они были в его семейном доме на похоронах его отца. Она выскользнула из своей комнаты и нашла его в его детской.