Но он любил. Его отчужденность и сдержанность были его доспехами. Она видела это своими глазами — прихожане Пресвятого Сердца жаждали быть рядом с ним. Он был их священником, и они обожали его за его преданность церкви, его любовь к Богу и его преданность их духовному благополучию. Но хотя он регулярно обедал в домах своих прихожан, когда его приглашали, или проводили с ними часы, когда они приносили свои проблемы в его кабинет, он никогда не отвечал взаимностью, приглашая их к себе домой в дом священника или прося их о помощи, если только это не было связано с церковью. Единственным секретом своей личной жизни, который он когда-либо раскрывал, была история его женитьбы на молодой французской балерине, когда ему было восемнадцать, и этот маневр был просчитан, чтобы его прихожане знали, что он не из тех священников, от которых им нужно скрывать своих детей.
Тем не менее здесь, в его покоях, все доспехи спадали. Здесь он был свободен. Он не скрывал своих страстей, своих желаний. Голод, который мало кто за пределами этих стен поймет. Но она понимала. Она понимала, потому что это также были и ее желания.
Нора бродила по комнате, прикасалась то тут, то там. Черный стек. Белые кожаные манжеты в тон ошейнику, который он подарил ей, когда ей было восемнадцать. Наручники. Канатные манжеты. Набор скальпелей различных размеров.
На полке стояла черная лакированная шкатулка, которую она боялась открывать из-за воспоминаний, которые, как она знала, таились в ней. Но Нора обладала самообладанием Пандоры, когда дело касалось секретных ящиков. Она открыла его. Любой, кто видел шкатулку вне контекста этой комнаты и ее владельца, скорее всего, предположил бы, что в ней что-то вроде украшений, любовных писем или красивого набора костяшек для игры в маджонг. Они могли бы гадать часами, не зная, что в ней на самом деле находится, а именно набор хирургических стальных игл, набор трубок для приема игл, маленькие зажимы различных размеров и коллекция серебряных колец. Однако это не те кольца для пальцев.
Мало кто знал о Сорене, что он обладал извращенным чувством юмора. Нора, когда она еще была Элеонор, много лет назад, проснулась в День святого Валентина и обнаружила открытку на пустой подушке рядом с собой. На лицевой стороне карточки было написано: «Клуб, моя комната, сегодня вечером в 21:00». Это было все. Когда она открыла открытку, то обнаружила внутри простое нарисованное от руки сердце, пронзенное стрелой. Но присмотревшись повнимательнее, она увидела, что это не стрела без оперения, как она предполагала.
Это была игла.
Той ночью она прибыла в клуб вовремя. Она знала, что лучше не заставлять Сорена ждать. Перед дверью его подземелья она сняла свои заснеженные, грязные сапоги и постучала один раз, прежде чем проскользнуть внутрь.
Она закрыла дверь, но не заперла ее. Никто не прервал бы их сегодня вечером, даже Кингсли, если бы его не пригласили, и тогда, конечно, это не было бы помехой — Кингсли всегда был желанным гостем в подземелье Сорена. В дополнение ко всей обычной мебели в комнате — кровати, кресту, одному стулу — она обнаружила стол, покрытый белой простыней, между изножьем кровати и Андреевским крестом на противоположной стене. В конце стола стояла закрытая черная лакированная шкатулка, стоявшая на маленьком металлическом столике на колесиках, такие она видела в кабинетах врачей для хранения медицинских инструментов.
Она пошла в ванную, где нашла Сорена у раковины. Рукава его белой рубашки с расстегнутыми пуговицами были закатаны до локтей, пока он мыл руки. Не мыл, а тер. Он тер руки с самоотверженностью хирурга.
- Сэр?
Он повернулся к ней, но продолжал держать руки под струей воды.
- С Днем Святого Валентина, Малышка, - сказал он и поцеловал в лоб.
- Ты в хорошем настроении, сэр, - ответила она его яркой улыбке, его ярким глазам. Он выглядел почти лихорадочным. - Мне стоит волноваться?
- Если бы я был на твоем месте, я бы начал, - ответил он и подмигнул.
- Моя киска только что всхлипнула.
- А я гадал, что это за звук. Иди переодевайся. На кровати рубашка. Затем садись на стол, на ближайший к нам край.
Инструкции были достаточно просты. Рубашка на кровати была его, черная оксфордская рубашка, которую он, должно быть, носил сегодня утром, так как она чувствовала на ней его запах. Ей могло быть холодно в одной рубашке, но Сорен включил отопление в комнате. Даже мучая ее, он думал о ее комфорте.
Сидя на краю стола, как он приказал, она ощущала себя ребенком, пока болтала обнаженными ногами, не в состоянии достать до пола. Вскоре Сорен вышел из ванной, вытирая руки о маленькое белое полотенце.
Он отбросил полотенце в сторону и встал между ее коленями. Он поцеловал ее.
- Нервничаешь? - спросил он между мягкими, нежными поцелуями.
- Немного, - ответила она. - Что происходит, сэр?
- Помнишь, как несколько месяцев назад Кингсли читал нам "Историю О"?
Она молча кивнула. Конечно, она помнила. В ту ночь они оба были с ней по очереди, и когда извращение и секс закончились, никто из них не мог уснуть. Кингсли предложил прочитать сказку на ночь и достал из своей библиотеки английский перевод Histoire d'O, самого скандального эротического романа в истории французского языка. Было ли на свете что-нибудь более эротичное, чем лежать в постели с красивым мужчиной, который избивал и трахал ее, в то время как другой красивый мужчина, развалился на стуле у кровати, одетый только в облегающие брюки, и читал им французскую эротику?
- Если я правильно помню, - продолжил Сорен, - тебя особенно очаровала сцена, когда Сэр Стивен сделал пирсинг О.
- Пирсинг гениталий кажется более интимным, чем ошейник, - ответила она. – Что-то, что не так просто снять. Что-то, что ты можешь носить на публике, чтобы никто не видел.
- Именно, - ответил Сорен. – Именно поэтому сегодня я сделаю тебе пирсинг.
- Мне?
- Не бойся. Я учился у лучших. Госпожа Ирина показала мне все шаги. Я сделаю обычный прокол капюшона клитора. Кольцо. Что-то, что ты будешь носить всегда, на публике и в частном порядке. Что-то, как ты сказал, более интимное, чем ошейник.
Она могла бы задавать вопросы. Сорен часто позволял ей задавать вопросы, прежде чем причинить ей боль.
Она могла бы спросить, «Я обязана?» или «Будет ли больно?» Но вместо этого она спросила: - Можно посмотреть на кольцо?
- Конечно, Малышка. - Он открыл лакированную коробку и достал маленький пластиковый пакет.
- Госпожа Ирина уже все простерилизовала для меня. Не прикасайся к кольцу.
Она посмотрела на кольцо — серебристый стальной круг с шариком вместо застежки. Пары обменивались обручальными кольцами, когда вступали в брак. Кольцо с бриллиантом на ее пальце казалось пустым символом по сравнению с этим кольцом. Она носила бы его не на своем теле, а вонзила бы в свое тело, и она бы истекала кровью за это. И это сделает ее любовник.
- Я готова, - ответила она, возвращая ему кольцо.
- Ложись на спину, - приказал Сорен.
Она легла на стол и услышала звук движущегося металла. Из-под белой простыни Сорен вытащила стремена, похожие на те, в которые она вставляла ноги при каждом посещении кабинета гинеколога. Ее колени широко раздвинулись, когда она приняла нужную позу. Поскольку он был Сореном, он также пристегнул ее лодыжки наручниками к стременам. Теперь ей не убежать — не то чтобы она этого хотела. Сильно. Сорен направил луч лампы на самую интимную часть ее тела. И все же она не смущалась, не стыдилась. Ее тело принадлежало ему. Она не стала бы скрывать от него его собственное имущество.