— Я думаю, ты это заслужил. — Она обняла его за плечи и прижалась грудью к его груди. Его кожа была настолько горячей, что обжигала. Или это была она? Несколько недель назад он предупредил ее, что у нее никогда не будет физической силы мужчины, и он доказал это, легко подняв ее на ноги. Она инстинктивно обвила ногами его спину, и он повернулся, толкая ее обратно на трон и перекидывая ее ноги через подлокотники кресла. Она вздрогнула, когда он снова вошел. Он был так глубоко, что она чувствовала его у своей шейки матки. Однако, когда он сделал новый толчок, он попал в то место, в которое она хотела, чтобы он попал. Он стоял на коленях на сиденье трона, прижимая ее к спинке, входя в нее длинными, но быстрыми толчками. Нора вцепилась ему в плечи, а он удерживал ее за бедра. Она была такой влажной и такой открытой, что позволила бы ему трахать ее так всю ночь, если бы он захотел.
Они оба были свитчами, она и Кингсли, и в этот горячий момент она благодарила Бога за то, что он сделал ее такой. Она могла бы быть как Кингсли и иметь все это. У Кингсли была нижняя, Джульетта, и он мог играть с кем угодно, лишь бы отдавал ей свои ночи. Втайне у него была Нора, которая станет его Госпожой, его Королевой Боли. И она тоже могла бы иметь это. Клиенты, чтобы доминировать, Кингсли, чтобы озвереть и использовать для ее собственного личного удовольствия. И, может быть, если и когда ей это понадобится, она могла бы попросить Кингсли причинить ей боль и использовать ее вот так — прижимая ее спиной к стене и трахая ее до полусмерти. О, да, хорошо быть королевой.
— Пожалуйста, Maîtresse, — сказал Кингсли, в его голосе звучала боль.
— Кончай, — сказала она. — Когда будешь готов, кончай для меня. Я хочу этого.
Он увеличил скорость и напор своих толчков, и Нора поцеловала его в шею. В тот момент, когда она поняла, что он вот-вот кончит, она глубоко вонзила зубы ему в плечо, достаточно сильно, чтобы прокусить кожу. Кингсли издал прекрасный крик и задрожал в ее объятиях. Запутавшись в руках и ногах друг друга, они опустились на трон, король и королева, измученные, но объединенные.
— Вампирша, — поддразнил он, дотрагиваясь до следа от укуса на плече.
— Не вампирша, — ответила она. — Тигрица, помнишь?
Кингсли коснулся ее лица и прижался губами к верхней части ее груди.
— Определенно, больше не котенок...
Когда они оба снова пришли в себя, Нора приказала Кингсли одеться. Перед ней, конечно же, пока она наблюдала за шоу.
— Мне понравилось быть Доминатрикс, — сказала она, вытаскивая две тысячи долларов из корсета и обмахиваясь ими. — Мучить мужчин, оргазмы, деньги — три мои любимые вещи.
— Никакого секса с другими твоими клиентами, — напомнил он. — Я король, а не сутенер. Не подводи меня под арест за сводничество.
— Кстати, о сексе за деньги... Торни приходил ко мне сегодня.
— Правда?
— Он сказал, что Миледи планирует наебать меня.
— Я говорил тебе.
— Как думаешь, что она сделает?
— Не знаю, но, если она хоть немного похожа на тебя, она найдет самую большую рану и посыплет ее солью.
— Сорен — моя самая большая рана.
— Тогда, я думаю, ты в безопасности, — сказал Кингсли. — Он отдал все свое семейное состояние мне и своим сестрам. Если она думает, что сможет купить его послушание за несколько тысяч долларов, она не знает, с кем имеет дело.
— Кстати, о нескольких тысячах долларов... Кажется, ты что-то говорил о чаевых, если я сломаю тебя? Верно? Думаю, будет справедливо сказать, что я сломала тебя.
— Потому что я хотел быть сломанным.
Нора взмахнула рукой, призывая его заплатить.
Кингсли вздохнул, достал бумажник и протянул ей еще десять стодолларовых купюр.
— Мой лучший друг Бенджамин, — сказала она. — Очень люблю этого мужчину.
— Наслаждайся. Я, наверное, больше никогда не буду давать тебе чаевые. Французы не дают чаевых. — Он натянул брюки и оставил их расстегнутыми, пока заправлял рубашку. Смотреть, как Кингсли одевается, было почти так же эротично, как смотреть, как он раздевается.
— Ты знаешь, что я заслужила их.
— Ты заслужила тем, что ты больная, извращенная трахательница мозгов. Я убил бы любого, кто попробовал бы проделать со мной этот трюк, включая le prêtre.
— Это все ты виноват, что сказал мне, что я говорю как твоя сестра, когда говорю с французским акцентом. Ты должен был знать, что однажды я использую это против тебя на сессии.
— Может, я хотел, чтобы ты это сделала.
— Правда?
— Блять, нет. Но я рад, что ты это сделала, — сказал он, снимая с крючка пиджак. — Я бы не стал говорить об этом ни с кем, кроме тебя, но я думаю о ней больше, чем мне хочется. Особенно когда мы с ним ссоримся. Это вызывает плохие воспоминания, а она во многих моих плохих воспоминаниях.
— Я горжусь тобой, — сказала она, наблюдая, как он натягивает пиджак и расправляет воротник и лацканы. Сейчас он выглядел намного моложе своих сорока лет, энергичный, с яркими глазами и основательно оттраханный.
— За что? За то, что выжил после твоей небольшой игры разума?
— За то, что не позволил Сорену оставить священство ради тебя, когда он предлагал.
— Он предлагал уйти из церкви не ради меня. Должно быть, у него было какое—то старое представление обо мне. Кингсли, его шестнадцатилетний раб, который готов умереть за него. Я люблю его, — сказал Кингсли, надевая куртку. — Ты это знаешь. Я это знаю. Он это знает. Я родился, чтобы влюбиться в него, и я жил в любви к нему, и я умру, все еще любя его. Но черт с ним, если он думает, что это означает, что я хочу быть кем-то, кем я не являюсь для него.
— Мне то же самое, — сказала Нора, поднимая воображаемый бокал. — Он сказал мне, что мне больше нельзя видеться с тобой. У всех нас есть свои переломные моменты. Это был мой.
— Хорошая девочка, — ответил Кингсли. — Может, когда-нибудь этот белобрысый придурок поймет, что мы существуем не для его удовольствия.
— Если он поймет... что тогда?
— Тогда нам понадобится трон побольше. Тот, в котором будут Король, Королева и Бог. Или, по крайней мере, человек, который таковым себя считает.
Нора рассмеялась.
– Рада, что у меня есть трон. Он красивый и крепкий. Хорош для бондажа. Хорош для траха.
— О, кстати о троне, Госпожа Нора...
— Да? — спросила Нора, когда Кингсли закончил натягивать ботинки.
— Он стоит десять тысяч.
— Качество не дешево. А Икея не продает троны. Я смотрела.
— Это превысило твой бюджет. На... — Он сделал паузу, словно считая в уме. — Три тысячи долларов.
Он выхватил деньги у нее из рук.
— Кингсли!
— Не забывай, mon canard, — сказал он, — ты не единственный садист в это комнате.
Подмигнув, он снова стал самим собой, высокомерным и похотливым.
— Ох, ты ублюдок.
— Да, — ответил он без стыда. — Но это подбодрит тебя. Ты готова.
— Ты уверен? — спросила она.
— Учитывая, что вечеринка в честь летнего солнцестояния через два дня? Тебе лучше быть готовой.
— Буду. Надеюсь.
— Я покажусь. — Он вышел из подземелья так же небрежно, как и вошел в него. Он крикнул ей в ответ, — Подмети гребаное стекло, которое ты разбила, пока кто-нибудь не пострадал.
— Да, босс. — Она вздохнула.
Нора посмотрела на свою теперь уже пустую руку.
Что ж, вот и весь ее новый ноутбук.
Глава 19
Стеклянный медальон.
Вечером, во время вечеринки в честь Летнего солнцестояния Нора отправилась в свою темницу в «Восьмом круге», чтобы дождаться Кингсли. Как только он появлялся, они поднимались наверх к лифту и спускались в яму, где уже бушевала вечеринка. Войдя в свои апартаменты, Нора зажгла лампу на прикроватной тумбочке и увидела коробку на кровати.
Прямоугольная коробка была завернута в обычную коричневую бумагу и перевязана бечевкой. Осторожно, опасаясь подвоха или ловушки со стороны Миледи, Нора вытащила маленькую белую карточку из маленького белого конверта и прочитала написанные на ней слова.