Она последовала за Ним в Его подземелье, что было ужасным словом для описания прекрасной комнаты. В былые времена заключенных содержали и пытали в подземельях. Но задолго до этого это слово имело другое значение. Оно пришло из латыни, от слова «доминус», что означало господин или повелитель. Крепость мастера — вот что такое подземелье. Место, где хозяин замка хранил свои драгоценные вещи, а не сырая темная дыра для заключенных.
Он был господином, а она была тем, что Он охранял.
Оказавшись в безопасности внутри Своей крепости, Он поцеловал ее требовательным поцелуем, поцелуем победителя, поцелуем хозяина. Он назвал ее по имени, и имя, которое Он назвал, было «Моя». Он снял с нее белые туфли, белое платье, белые чулки, пока на ней не осталось для Него ничего, кроме белого ошейника. Он наполнил ванну теплой водой и опустил ее в нее. Пока она сидела в воде, Он закатал рукава Своей черной рубашки, обнажая сильные предплечья, крепкие запястья, светлую прядь волос и маленький белый шрам, оставленный Его отцом.
— Не смотри на шрам, Малышка, — сказал Он, намыливая руки мягким мылом.
— Мне неприятно думать, что вам причинили боль, сэр. Жаль, что меня не было рядом.
Он поставил ее на четвереньки. Ее соски затвердели от соприкосновения с водой.
— Ты еще даже не родилась, — сказал Он, раздвигая руками ее бедра и входя в нее. Он сказал ей, что произойдет сегодня вечером, поэтому она напряглась, когда два влажных пальца вошли в нее анально.
— Даже когда я родилась, я еще не родилась.
— Когда ты родилась? — спросил Он и раскрыл два пальца внутри нее, расширяя ее. Мышцы внутри нее запротестовали против проникновения, и она прикусила губу, чтобы подавить крик дискомфорта.
— Как только увидела тебя.
Его губы коснулись ее волос, когда Он ввел что—то в ее тело, что—то твердое и толстое, что—то, что открывало ее и удерживало открытой. Он вымыл руки в воде ее ванны и помог ей подняться на ноги. Она чувствовала себя странно с этим предметом внутри себя. Напряженной. Полной. Однако боли не было. Не так, как в прошлый раз, когда Он взял ее без предупреждения. Затем Он набросился на нее, как Бог в облике мужчины, взяв ее силой, если не насильно. Это потрясло ее, заставило бояться Его. Она горела. Горела, как человек, который долго смотрел на солнце. Те, кто держался на безопасном расстоянии, могли греться в лучах солнца, видеть его свет, наслаждаться его теплом. Те, кто подходил слишком близко, сгорали.
Ей нравилось гореть.
Мягким белым полотенцем Он вытер ее, подвел ее к кровати, и она села на край. Кровать была мягкой. Сидеть было странно, но не больно. Она заколола волосы, как Он просил, и теперь Он вынимал шпильки одну за другой и откладывал их в сторону, прежде чем взять серебряную расческу и провести ею по черным волнам ее волос. Действие было успокаивающим, усыпляющим. Она была обнажена, с предметом глубоко внутри нее, и все же она могла бы заснуть, прижавшись головой к Его животу. Он хотел ее такой... спокойной, безвольной, открытой. Она услышала, как Он отложил в сторону расческу, и открыла отяжелевшие глаза. Он осторожно обернул белый шелковый пояс вокруг ее запястий и, используя его как поводок, направил ее к центру кровати. Он положил ее на живот и свободно привязал запястья к спинке кровати.
Свет в комнате был тусклым, поэтому она не удивилась, когда Он достал три маленькие чайные свечи. Однако она удивилась, когда Он поставил три плоские круглые свечи ей на спину. Они выстроились в линию, все три. Одна на затылке. Одна между лопатками. Одна на пояснице.
Затем Он зажег их. Какими бы маленькими они ни были, прошло совсем немного времени, прежде чем она почувствовала, как воск нагревается и тает на ее коже. Свечи горели, не обжигая ее. Вместо этого ее обожгло Его прикосновение. Пока воск таял на ее обнаженном позвоночнике, Его руки блуждали по ее телу, ее ногам и рукам, между бедрами и внутри влагалища. Он прижал кончик пальца к ее шейке матки, проверяя, вздрогнет ли она или подпрыгнет, что было запрещено, когда на ее теле были свечи. Она резко вдохнула, но не пошевелилась. Она прошла испытание.
Воск превратился в жидкость и скользнул по ее спине, создавая парафиновые крылышки на грудной клетке и боках. Она больше почти не чувствовала толстый твердый предмет внутри себя. Он стал частью ее. Все ее внимание было сосредоточено на горящем воске. То, что происходило внутри нее, было ниже ее понимания.
Когда пламя трех свечей коснулось ее кожи, Он лизнул кончики своих пальцев и потушил их. Воск застыл почти мгновенно, и Он снял его с ее тела. Хотя она не могла видеть свою спину, она знала, что воск оставил ярко—красный след там, где касался кожи. Его губы ласкали ее ожоги, принося новую боль ей и новое удовольствие Ему.
Кровать прогнулась под Его весом, и она услышала шелест ткани, когда Он раздевался. Обнаженный, Он накрыл ее тело Своим, прижимаясь грудью к ее спине и возобновляя боль от ожогов Своим собственным теплом. Он отстранился и вытащил из нее этот предмет. Она сразу ощутила его отсутствие, почувствовала пустоту, как рану, и когда Он вошел в нее Своим собственным телом, она исцелилась.
Осторожно Он опустился на нее. Осторожно Он вошел в нее. Она не чувствовала боли. Она была слишком скользкой и открытой для боли. Не совсем удовольствие, но ради удовольствия быть пронизанной Им, использованной Им. Это было его собственное удовольствие, далекое от его физического проявления.
Он отстранился, но только для того, чтобы приказать ей лечь на спину. Положив ее лодыжки Себе на плечи, Он снова вошел в нее. Его пальцы нашли ее клитор и погладили его. Она вздрогнула и ахнула, а мышцы внутри нее сжались от удовольствия. Повернув руку, Он ввел два пальца в ее влагалище, и она почувствовала, как он заполнил обе дырочки. Да... она закрыла глаза и откинула голову на простыни. Да… это было то, что она всегда хотела, чувствовать Его внутри каждой частички себя, ничего не скрывать от Него. Подчинение стало синонимом капитуляции перед ней. Добровольная капитуляция. Хозяин Замка пришел, чтобы вторгнуться в ее мир. Если она сразится с Ним, она потеряет все. Но если она сдастся Ему, Он унесет ее, как военный трофей. Когда она войдет в Его крепость, она обнаружит, что ее ждут богатства, превосходящие все ее самые смелые мечты, если только у нее хватит смелости сдаться.
Она сдалась.
Три пальца проникли в ее влагалище. Четыре. Обе дырочки были заполнены, и она больше ничего не могла вынести. Подобно чаше для вина, она была создана для того, чтобы ее наполняли. Это было ее предназначением, смыслом ее существования. Он знал это, и поэтому Он наполнил ее. Наполнил ее до краев и больше, и она переполнилась Им, простыни были мокрыми под ней. Она кончила тихо и сильно, ее клитор пульсировал под его пальцами, а глубокие мышцы ее таза сокращались вокруг члена в ее заднице. Это было новое удовольствие, которого она никогда раньше не испытывала. Сокращения были глубже и сильнее. Нервные окончания, о существовании которых она и не подозревала, совсем сошли с ума. Она почувствовала, как оргазм прокатился по всему ее позвоночнику, по бедрам и икрам и спустился к пальцам ног. Когда Он вошел в нее, она тоже это почувствовала. Она чувствовала все и везде. Это было ослепляющее удовольствие, уничтожающее все, как будто смотришь на солнце. Но она не моргнула, не отвернулась. Однажды увидев солнце, на что еще оставалось смотреть?