Кингсли захлопнул книгу и поставил ее обратно на полку.
- Ты пробовал переспать с ней? - спросила Элли. Зная Кингсли так, как знала она, вопрос был не без причины.
- Нет, - ответил он. - Я еще не встречался с ней.
- Она хороша?
- Очень хороша, судя по тому, что я слышал.
Для Кингсли назвать Доминатрикс хорошей было настоящим комплиментом. Этот мужчина мог вынести больше боли и хотел больше боли, чем кто-либо, кого она когда-либо знала из их окружения.
- Но...
- Но что? - спросила Элли. Кингсли взял ее за подбородок и приподнял ее лицо к себе. Он улыбнулся.
- Ты будешь лучше.
- Я буду лучше его?
- Никто лучше его не разбирается в садизме, - ответил Кингсли. - Но...
- Но?
- Ты будешь второй. Учитывая, что ты не обучена, а он изучает боль с самого рождения, есть очень хороший шанс, что даже его ты сможешь поставить на колени.
- Я больше не хочу его видеть, ни на коленях, ни вообще.
- Ты это сейчас говоришь.
- И завтра тоже скажу.
- Очень хорошо. Это я уважаю. Пока что. Он тоже не мой любимый человек, как и я не его. Но наш мир тесен. Ты не сможешь избегать его вечно.
- Ты видел его?
- Да.
- Как он? - спросила она.
- Не такой вопрос обычно задают о том, кого ненавидят.
- Хочу знать, больно ли ему.
- Тогда будешь рада услышать, что ему больно.
- Хорошо, - ответила она. Это делало ее счастливой. Очень счастливой. Настолько чертовски счастливой, что хотелось плакать. - Он все еще священник, не так ли?
- Да.
- Я боялась, что он покинет церковь.
- Он этого не сделал.
- Тогда это хорошо. - Она выдохнула воздух, который задерживала больше года. - Он... Каковы бы ни были его недостатки, он хороший священник, не так ли?
Кингсли положил руки на ее плечи.
- Да, он очень хороший священник.
- Тогда я рада, что ушла. Он... он бы пожалел, что оставил иезуитов ради меня. Я его знаю. Хорошо, что я ушла от него, пока он был священником.
Она знала, что говорит это, чтобы убедить себя, а не Кингсли.
- Жизнь, которую я тебе предлагаю, не легкие деньги, Элли. То, чем занимаются Доминатрикс со своими клиентами? Даже священнику такое и в голову бы не пришло. Это будет тяжелая работа. У тебя будет искушение вернуться к нему. Лучше встретить это искушение лицом к лицу, чем убегать и прятаться от него. Tu comprends?
- Je comprends. - Он был прав, хотя ей было ненавистно это признавать. Ни за что в жизни ей не удастся вечно избегать Сорена.
- Не бойся. Тебе не придется встречаться с ним прямо сейчас. Он не знает о твоем возвращении. Никто за пределами этого дома, а Каллиопа и Джульетта будут хранить тайну.
- Какой у нас план? Как нам «свергнуть» эту вашу миледи?
- Через шесть недель в «Восьмом круге» состоится вечеринка. Вечеринка в честь летнего солнцестояния - Праздник в летнюю ночь. Все будут там. Я сообщу, что у меня есть новая домина, которая дебютирует в эту ночь. Я оповещу мир, что она самая опасная, самая садистская и самая красивая Доминатрикс, которую они когда-либо видели. Доминатрикс, которая затмит великую Миледи. Она, конечно, придет. Если она этого не сделает, ее сочтут трусихой.
- Шесть недель? Думаешь, я буду готова через шесть недель?
- Мы начнем твое обучение завтра. Я разработаю план атаки, и мы построим тебе подземелье.
- У меня будет собственное подземелье? В клубе? Серьезно?
- У тебя будет лучшее подземелье в доме.
Элли не могла подавить улыбку при этой мысли. Ее собственное подземелье - она мечтала о таком, но никогда не высказывала эту фантазию вслух. Одно это стоило бы всей работы, которую Кингсли потребует от нее.
- Ладно. Шесть недель. Миледи появляется на этой вечеринке. Все будут там. Я появлюсь. И что потом?
Кингсли посмотрел на нее без улыбки, и выражение его лица одновременно напугало и возбудило ее.
- А потом ты будешь делать то, что у тебя получается лучше всего.
- И что это? - спросила она.
- Причинять боль мужчинам.
Элли рассмеялась, ее первый настоящий смех с тех пор, как она переступила порог этого дома.
- Причинять боль мужчинам? С удовольствием, - ответила она. - Моим и их.
- И моим, - сказал Кингсли и опустился на колени на пол у ее ног, расположившись между ее коленями. Он обхватил ее лицо ладонями и приблизил ее губы к своим. Поцелуй... Меньше всего она ожидала, что он ее поцелует. И это не простой, мягкий, дружеский поцелуй между бывшими любовниками, приветствующими друг друга после года разлуки. Нет, этот поцелуй что-то значил. Его губы раздвинули ее губы, его язык скользнул между ее зубами, большие пальцы коснулись ее щек. Она ответила на поцелуй, придвинувшись к нему так близко, что ее ноги обвились вокруг его спины, а руки зарылись в волосы. Она впилась пальцами в мягкие темные волны и потянула, приподнимая его подбородок, беря под контроль поцелуй.
- Я рад, что ты вернулась, - сказал Кингсли между поцелуями, его голос был низким и интимным, французский акцент - сильным, а эрекция прижималась к ее бедру.
- Почему? - спросила она, желая большего, чем поцелуй.
- Потому что, - ответил он, целуя ее шею под ухом и выдыхая слова так, что она чувствовала, как те касаются ее кожи, словно кончики пальцев. - Я твой первый клиент.
Глава 5
Уроки флагелляции.
- Сильнее, - сказал Кингсли. Элли добавила силы, сколько могла. - И ты называешь это сильнее?
Она бросила флоггер и повернулась к Кингсли.
- Откуда ты знаешь, с какой силой я бью, если я даже никого не бью? - Она указала на полотенце на стене. - Это банное полотенце, а не человек. Неважно, как сильно я его луплю, оно не закричит.
- Оно все еще висит на стене. А если оно все еще висит на стене, - Кингсли поднял флоггер, замахнулся отработанным ударом, и полотенце приземлилось на пол мягкой лужицей у их ног, - значит ты недостаточно сильно бьешь по нему.
Элли шумно выдохнула, подняла полотенце с пола и повесила на место. Они были в игровой Кингсли. Он мог похвастаться красным Андреевским крестом, кожаной скамьей для коленопреклонения, двумя дюжинами флоггеров, тростями и достаточным количеством веревок, чтобы связать целое стадо крупного рогатого скота. С потолка свисала изящная стеклянная люстра, которая придавала игровой комнате тот оттенок класса, которого все ожидали от Короля Преисподней. В течение последних двух недель Кингсли приводил ее сюда по четыре часа в день, обучая различным искусствам боли. Порка тростью была проще простого. Зажимы были пшиком. Однако порка оказалась труднее, чем казалось на первый взгляд.
Как только полотенце вернулось на место, Элли протянула руку. Кингсли дал ей флоггер из лосиной шкуры с черным хвостом, хлопнув рукоятью по ее ладони.
- Я могла бы сбить его кнутом, - ответила она.
- Никаких кнутов. Никаких однохвосток. Этим ты можешь убить кого-нибудь. К кнуту притронешься, как только будешь готова, но не сейчас.
- Люблю кнуты.
- Как и все мы, но флоггер будешь использовать чаще кнута. Никакого кнута, пока не научишься флаггеляции. Потом я найду тебе мастера по кнутам. А теперь еще раз, - сказал он спокойным и ровным тоном. - Сделай так, чтобы было больно.
- Я заставлю его страдать. - Элли прищурилась, глядя на полотенце. - Я могу сделать так, чтобы было больно. Кто знает о боли больше, чем сабмиссив садиста?
- Ты не сабмиссив. И никогда им не была.
- Тогда чем, черт возьми, я занималась последние десять лет своей жизни, Кинг?
- Тратила наше время?
Она уставилась на него.
- Послушай, я хочу все сделать правильно. Мне нравилось доминировать над тобой. Нравилось причинять тебе боль. Но это не значит, что мне не нравилось подчиняться.
- Ты должна отпустить эту сторону своей жизни. Ты больше не она.
- Я все еще Элеонор Шрайбер. Независимо от того, на каком конце кнута, я все еще Элли Шрайбер.