— Мой священник научил меня. Он учился в семинарии в Риме, а в те дни улицы были полны карманников. Бедные дети. Дети сироты. Даже священники не были в безопасности. У него есть друг в Риме, который научил его всем трюкам, так что он знал, как их перехитрить.
— Мило. Ты перехитрила меня.
— Не так уж сложно, Торни. Хорошо, что ты красив и хорош в постели, потому что ты не очень умен.
— Больно. Но я заслужил.
— Верно. А теперь скажи мне... что привело Миледи в наши жизни?
Она была больше любопытной, чем злой. Пока. Но гнев проявится, если ответы Торни будут неудовлетворительными.
— Во—первых, она никогда не простит тебя за унижение в клубе в ту ночь.
— Это было два года назад, — напомнила она Торни, сев на кухонный стул. Торни сидел на ее кухонном столе, кофейная чашка балансировала на его бедре.
— Она долго помнит тех, кто выбесил ее. Но не только. Шейх.
— Шейх? — Повторила она, притворившись, что никогда не слышала об этом человеке.
— Нора, я все знаю о нем. Талел был ее клиентом, — ответил Торни. — Когда он приехал в город несколько недель назад, он должен был увидеть ее. Но они поссорились. Кто—то на месте происшествия рассказал ему о вас. Он назначил вам встречу из любопытства, и вы с ним поладили.
— Можно и так сказать, — ответила она.
— Он был ее самым богатым клиентом, и любимым. Она знает, что я предупреждал тебя о ней еще два лета назад. Она знает, что я помог тебе в ту ночь. Она думает, что ты доверяешь мне, потому что я помог тебе.
— Я доверяла тебе. Но это не объясняет почему ты согласился шантажировать меня.
Торни пошевелился и пролил кофе на джинсы. Он усмехнулся печальным самоуничижительным смехом.
— Ты и я, мы оба торговцы плотью, верно? Так или иначе? Ты продаешь боль, я продаю удовольствие.
— Именно, — ответила она.
— Я пришел к тебе за флаггеляцией, и ты не взяла за это деньги. Почему?
— Из—за того, что ты сказал мне два года назад, — сказала Нора. — Ты не переходишь на личное с клиентами.
Торни кивнул.
— Ты перешел на личное с клиентом, не так ли? — Спросила она.
— Более чем. — Он посмотрел ей в глаза. — Я влюбился.
— Кто она?
— Врач, — ответил Торни. — Очень известный невролог. Она из Пакистана, она поддерживают всю семью, которая все еще там живет. Если узнают, что она пользовалась услугами эскорта...
— Ты был ее пациентом?
Торни кивнул.
— Черт, — сказала Нора.
— В точности мои чувства. Секс с пациентом может уничтожить ее карьеру. Врач из консервативной религиозной семьи, который трахает пациента, которого она наняла после того, как он сказал ей, что он мужчина из эскорта, может разрушить ее жизнь.
— Как ее зовут?
— Надия.
— Красивое имя.
— Красивая женщина.
— Она тебя тоже любит? — Спросила Нора.
— Да. Она даже не попросила меня прекратить работу. Ей нет дела до других моих клиентов. Но мне не все равно. У меня была сумасшедшая идея, что я могу заработать достаточно денег, чтобы бросить работу. Я брался за любую работу, которую мог, и откладывал каждую копейку, которую мог. В Нью—Йорке дорого. Я хотел накопить достаточно денег, чтобы мне не пришлось работать несколько лет, пока я решал, что делать со своей жизнью. Черт, я просто очень хотел провести с ней как можно больше времени, пока мой мозг не перегорел. Я брался за любую работу, которую мне предлагали.
— Миледи наняла тебя?
— Миледи наняла кое—кого, чтобы нанять меня, — сказал он. — Пять штук за два часа работы. Как я мог отказаться от этого? Это месячная арендная плата на Манхэттене.
— Что она сделала? — Спросила Нора, потягивая кофе. Она уже догадывалась, что произошло.
— У нас был секс. Много. После этого она хотела принять душ со мной — стандартная просьба. Я вхожу первым, пока она роется в сумочке в поисках заколки для волос. Следующее, что я знаю, что она ушла, как и мой телефон с номерами всех моих клиентов, плюс несколько фотографий, где мы с Надией вместе в постели. На следующий день Миледи появляется у моей двери и говорит, что мой телефон у нее. Ненавижу признаваться, что испытал небольшое облегчение, когда она сказала мне, что на самом деле не преследует меня. Она просто хотела использовать меня, чтобы добраться до тебя.
— Ты добрался до меня.
— Я так думал.
— Проведи столько же времени с Кингсли Эджем, сколько и я, и у тебя начнется контактная паранойя. Он думает о людях самое худшее, и в девяти случаях из десяти он прав.
— Он был прав на мой счет.
— Если бы кто—то попытался навредить Сорену, как она пытается навредить Надии, я бы поступил так же, как ты. Меня бы просто не поймали.
— Я даже рад что ты уничтожила запись. Я бы чувствовал себя дерьмом всю оставшуюся жизнь, зная, что разрушил твою. Хотя я не знаю, что теперь делать.
— Чтобы разрушить мою жизнь, потребуется нечто большее, чем эта кассета. Но ты мог навлечь на Сорена большие гребаные неприятности, если бы Миледи знала, кто он на самом деле.
— Ты поверишь если я скажу прости?
— Поверю. Но это не изменяет факта, что Миледи хочет заполучить нас обоих.
— На тебя у нее ничего нет.
— Это только вопрос времени, когда она поймает меня, что я делаю что—то, чего я не должен делать с кем—то, с кем не должен. Кто знает? Возможно, ты не единственный мой клиент, работающий на нее.
— Я должен сказать Надии. Думаю, ты должна предупредить священника.
— Хочешь кое—что знать? — Спросила Нора и Торни вздернул подбородок. — Это даже не самое плохое, что произошло со мной сегодня.
— Так плохо, да? — Спросил он.
— Так плохо.
Нора поставила чашку на стол и встала.
— Иди домой, — сказала она и похлопала Торни по коленке. — Я разберусь.
Торни встал.
— Нора, мне жаль.
— Мне тоже, — ответила она.
— Я начал заниматься этой работой, потому что люблю женщин и люблю секс, и мне казалось, это лучший способ получить и то, и другое, не вступая ни в какие отношения. Надия — лучшее, что со мной случалось. Она — единственное хорошее, что случилось со мной за последние годы. Я не собирался влюбляться в собственного доктора.
— Я тоже не собиралась влюбляться в своего священника. Любовь — это игра в русскую рулетку. Мы оба проиграли.
— Забавно, — сказал Торни.
— Что?
— Забавно как проигрыш может ощущаться выигрышем.
Торни ухмыльнулся с выражением безумно влюбленного мужчины, и теперь она знала, почему это называлось «безумно влюбленный». Вы должны быть сумасшедшим, чтобы сделать это. Назовите ее сумасшедшей.
Она закрыла за ним дверь, заперла ее и прислонилась к ней спиной.
Может, это и к лучшему, что Сорен уезжает. Если Миледи, кем бы она ни была, хотела навредить Норе, то лучшее место для Сорена было бы за границей. Миледи не могла застать ее на пороге его дома ночью, если Сорена нет рядом. Она не могла сфотографировать, как они целуются, не могла снять, как они трахаются. Боже, она становилась параноиком, как Кингсли, если представляла женщину, прокрадывающуюся в лес мимо дома священника, чтобы посмотреть на них вместе. С другой стороны, она никак не ожидала, что из всех людей Торни, человек, который два года назад помог ей победить Миледи, восстанет против нее.
Она тоже попала прямо в его ловушку. Шикарный татуированный парень с сексуальной ухмылкой и плохой репутацией приносит ей два десятка роз и предлагает обмен — свой подарок на удовольствие в обмен на ее подарок боли. Как будто ей нужно было еще одно доказательство того, что она одинока — она знала, как только он появился в ее подземелье, что—то было не так, и она не хотела в это верить. Она пошла против своих инстинктов, и только по милости Бога и Кингсли она поняла это, пока не стало слишком поздно.
Так что да, может, это и к лучшему, Сорен уедет, пока она будет разбираться с Миледи.
И может земля была плоской, Кингсли был ванильным, и Нора занималась вычислениями ради удовольствия.