Подходит под сегодняшний день, где она будет учительницей.
В двадцати минутах от дома и в тридцати минутах езды находилась небольшая гуманитарная школа под названием Йорк—колледж. Она знала об этом от Ноя. Там он собирался начать свой второй год обучения. Сегодня. Сегодня Ной пошел в колледж, и она тоже.
Но не как студентка.
Ей пришлось извиниться перед Кингсли за то, что была такой грубой по телефону. Вместо просьбы поехать к особому клиенту в гостиничном номере или полететь в другой штат или страну, чтобы заманить слишком богатого и знаменитого извращенца в круг Кингсли, он спросил не хочет ли она преподавать уроки писательского мастерства несколько недель.
— Что? — Спросила она.
— У нашего друга декана Хоувелла, который, как ты знаешь, связан с Ньюпорт Хоувеллс, проблема, — Кингсли объяснил, когда Нора начала слушать. — Каждый семестр они нанимают профессионального писателя преподавать первокурсникам мастерство креативного письма. Учитель, которого они наняли, старик, и у него был сердечный приступ. Наш друг, декан, знает, что ты живешь недалеко и подумал не захочешь ли ты попробовать, пока они не найдут постоянную замену.
— Кинг, я пишу эротику.
— Это колледж, а не школа. Они считают тебя эксцентричной. Гуманитарные колледжи любят эксцентричных.
— Я никогда не преподавала.
— Они студенты. Ты учитель. Они сделают все, что ты им скажешь.
— Хочешь сказать, я должна доминировать над ними?
— Молодые люди хорошо отвечают на авторитет. Они или подчиняются или устраивают бунт. Похоже на беспроигрышный вариант, non?
— Ты понимаешь, что это худшая идея, которая у тебя была, — сказала Нора. — Я учу первокурсников колледжа как писать. Представляешь какое это безумие.
— Это всего лишь курсы письма, — ответил он. — Даже ты не можешь навлечь на себя беду, преподавая грамматику испуганным подросткам.
— Ты видел меня?
— Не трахайся с ними.
— Ты забыл с кем разговариваешь.
— Ладно. Не перетрахай всех.
Она согласилась вести курс и спасти задницу декана Хоувелла при одном условии — никаких новых клиентов. Она еще не сказала Кингсли, что уходит. Сначала она поговорит с Сореном и сообщит ему, что, пока он будет в Сирии, она будет медленно разрушать свою новую жизнь, чтобы вернуться к своей старой. Возвращение к Сорену было тем, что Кингсли поймет. Он будет рад за них. За себя тоже. Она знала, что он скучал по старым дням их дружбы, по сексу втроем и по ночным пьянкам так же сильно, как она скучала по старым дням их романа. Все зависело от нее. Она могла это сделать. Она должна это сделать.
И она это сделает.
Сегодня. Прямо после того, как закончит урок, который она согласилась вести.
Сразу после.
В ту же секунду.
Она не будет медлить ни минуты. Она отправится в дом священника и отдаст Сорену свой ошейник, тот ошейник, который она положила в сумочку тем самым утром перед отъездом. Затем она позвонит Кингсли и уведомит об этом за четыре месяца. День, когда Сорен вернется из Сирии, станет днем, когда госпожа Нора умрет раз и навсегда.
История закончена.
Конец.
Нора припарковалась на парковке факультета и с помощью студента нашла нужное здание. Пятью минутами позже, ей придется привыкнуть к этому, она вошла в аудиторию.
— Привет, — сказала она, входя в дверь. — Меня зовут Нора Сатерлин, и я автор бестселлеров New York Times и множества грязных книг. Я знаю, вы ожидали, что этот урок будет вести писатель—натуралист, но, боюсь, у него неотложное медицинское состояние. Понимаю, я не тот, на кого вы подписались, но в свою защиту скажу, что мои книги полны естественного поведения. И неестественного поведения в том числе, поэтому я бы не рекомендовала их читать, если вы действительно не хотите чему—то научиться. Если у вас есть проблемы со мной в качестве учителя вот дверь. Я уверена, вы сможете найти форму «Записаться/Отписаться» в офисе секретаря. Кроме того, у меня похмелье, поэтому, если я буду вести себя странно, пожалуйста, простите. Почему этот класс собирается так чертовски рано?
Она потерла лоб.
— Сейчас час дня, — сказал один бесстрашный студент.
— К чему ты клонишь? — Спросила Нора. Никто не ответил. — Вы все студенты колледжа, поэтому, если хотя бы половина из вас не будет с похмелья перед нашим следующим занятием, я буду очень разочарована сегодняшним новым поколением первокурсников. В этом классе плохое поведение не только разрешено, но и поощряется. От этого может зависеть ваша итоговая оценка.
Не обращая внимания на взгляды учеников, она подошла к доске, взяла черный маркер и написала на доске:
— Эдип слишком остро отреагировал?
— Профессор Сатерлин? — послышался робкий девичий голос.
Нора повернулась с маркером в руке.
— Мисс Сатерлин, — поправила Нора. — Я не настоящий профессор, было бы странно так обращаться ко мне. Я откликаюсь на Нору или Госпожу Нору. Я могу ответить на профессора Нору, но не уверена. У тебя вопрос?
— Вы проверите присутствующих?
— Я похожа на женщину, которая проверяет присутствующих?
Девушка открыла рот, но ничего не произнесла.
— Если вы должны быть здесь, и вы не здесь, скажите: "Я не здесь". Кто—нибудь? — Спросила Нора.
Все молчали.
— Вот, — сказала Нора. — Проверены. Как тебя зовут?
— Гери.
— Здорово. Гери. Ты отвечаешь за то, чтобы напомнить мне, что я должна сделать после занятия. Перед окончанием урока скажи: «Мисс Сатерлин, идите и делайте то, что должны, и не будьте мямлей». Ты можешь это сделать?
— Могу.
— Замечательно. Грандиозно. Поразительно. Теперь, я полагаю, вам всем следует представиться. Впрочем, мне плевать на ваши имена. Я с похмелья, наверное, их не вспомню. Так что вместо этого пойдем по кругу, — сказала она, взмахнув маркером, чтобы нарисовать круг в воздухе. — Расскажите мне свою любимую историю. Из художественной литературы. Я начну. Как я уже сказала, я Нора Сатерлин. Моя любимая книга — «Венера в мехах» Леопольда фон Захер—Мазоха. Это книга, из которой мы узнали слово мазохизм, что является ярким примером того, почему я согласилась преподавать в этом классе. Теперь ваш черед.
Нора положила лоб на трибуну. У нее раскалывалась голова. У нее болели глаза. Яркое флуоресцентное освещение не помогало.
И ее студенты были такими... чертовски... скучными.
— Я Кэти из Лонг—Айленда. Мне понравилось «Пробуждение» Кейт Шопен.
— Ах, да, — сказала Нора, не поднимая головы с трибуны. — Книга, в которой женщина, вынужденная выбирать между дерьмовым парнем и дерьмовым мужем, решает покончить с собой, утонув, потому что у взрослой женщины есть только три возможных пути в жизни: быть женой и матерью, быть шлюхой или умереть. Вместо этого попробуйте «Кукольный дом» Ибсена. Гораздо веселее. Следующий?
— Я Ахмед из Бруклина. Я любил «Властелин колец».
— Уже лучше, — сказала Нора. — Кому нужны книги с полностью сформированными женскими персонажами? Или, ну, любыми женскими персонажами, если уж на то пошло. Женщины просто тащат рейтинг книги вниз, да? Все эти разговоры, разговоры, чувства, чувства. Скучно, да? Следующий.
— Меня зовут Ракель, с К. Я из Кембриджа, знаете ли, недалеко от Бостона.
— Мы знаем, — ответила Нора.
— Эм… Мне нравилось «Преступление и наказание» Достоевского.
— Нет, не нравилось.
— Что?
— Это не твоя любимая книга. Эта книга никому не нравится. На дне своей холодной русской могилы Достоевский закатил глаза. Перестань пытаться впечатлить нас. Скажи правду, Ракель с К.
— Ладно... Мне очень нравится «Мосты округа Мэдисон».