Только перевязка прошла без происшествий. Даже от подглядывания я смогла удержаться, хотя соблазн был велик. Почему? У меня уже есть двое самых замечательных и любимых мужчин. Зачем мне третий? Что случилось с настоящей Леной, которая не принимала измен?
Отношения с Фростом изменились только четыре месяца спустя, когда он наконец-то решился попросить потрогать живот. И это было странно — ощущать сначала его руку, а потом и ухо на своей коже. Хотя обращался он совсем не ко мне, дух захватывало именно у меня, ибо даже Милон, который каждый день трогал и целовал мой животик, не с таким трепетом относился. Ифор же отдалялся с каждым днём. И я не знала, что с этим сделать.
Ничего сверх обычного не происходило. Просто он чаще стал отсутствовать рядом со мной и во дворце в принципе. Это было больно несмотря ни на что. Он куда-то ездил, кроме графства Монтеро, в котором всё шло отлично и без меня.
И может быть, это мелочно, но мне в какой-то мере было обидно. Внутри поселилось ощущение ненужности. Я-то уже надумала, что такая замечательная: и в экономическом развитии графства приняла участие, и мальчишек бездомных собрала и пристроила, подсказала, как развивать магию (сейчас у меня в графстве было наибольшее количество магов). А тут меня нет, а никто особо за помощью не обращается. Знаю, что эгоистично, но так хотелось…
Мужчины вообще подозрительно спелись. Я всё чаще замечала, что они втроём что-то обсуждают, пишут, а стоит мне показаться, начинают интересоваться моим самочувствием, предлагают погулять или поесть. И если вначале это было приятно, то сейчас бесит и угнетает.
Из всех дел мне оставили управление дворцом. И да, на какое-то время меня это заняло, многое требовало не просто внимания, а изменений. С учётом того, что все во дворце выполняли малейшее моё пожелание, чем постепенно стало раздражать, приведение дворца в полный порядок много времени не заняло.
Одна радость была: мои мастера по мебели Шанир и Васик творили настоящий шедевр для малыша. И в этот раз это не было для меня сюрпризом, они спрашивали моё мнение, сами приезжали в столицу. Васик успел мне ещё картину подарить. И на ней была изображена вроде как я. Правда, в этой решительной и воинственной женщине, покидающей безопасный замок верхом и всего с парой мужчин в арьергарде, я себя не узнавала. Хотя всё на картине было очень знакомо: и замок, и сопровождение, и мужчины-воины.
— Это вы. Я вас видел. И помню именно такой, — улыбался Васик.
— Столько времени прошло. Ты многое уже додумал, — нежно улыбнулась я, только Васик насупился сильнее, губы поджал.
— Миледи, простите, конечно, но Васик написал всё точно и верно, ничего не додумывал. Мы были рядом. И я видел это же.
— М-да. Неужели я была такой? — Пришла моя очередь вздыхать.
— Почему была? Вы именно такая. Самая лучшая, — вновь улыбнулся мальчик.
— Спасибо, Васик. Но я надеюсь, что ТАКОЙ мне больше быть не придётся.
Меня тут же заверили, что таки да, не надо. Но если что, они знают, что могут на меня рассчитывать. Я так растрогалась. Гормоны, будь они неладны.
Вообще, если не брать во внимание буйство эмоций, то беременность протекала идеально. Я не набирала много веса, не стала сонливой или сопливой, и уж тем более пускающей газы. Я не отекала, не страдала бессонницей или ещё чем-либо. Малыш развивался хорошо, активно поколачивал маму изнутри, но успокаивался от поглаживания, а ещё очень любил песенки на ночь. От моего голоса всегда успокаивался, а вот от Милона или Фроста, которые к нему обращались, начинал буйствовать. И нет, мне не было больно или что-то ещё, но активность была налицо, точнее на животике.
Время шло, а отношение мужчин меня всё больше угнетало. Мне было одиноко, нечем было заняться, поскольку они всё взяли на себя. И вот странные мы, женщины: не занимались страной — плохо, всё взяли на себя и работают, не поднимая головы, — опять плохо. А вот так вот!
Я поймала себя на мысли, что Ифор не приходил ко мне уже пару месяцев. Да, мы разговаривали, обнимались и даже целовались, но дальше не заходили. Я успокаивала себя тем, что ему не по себе от моей беременности. Но он же стал отдаляться. На этой неделе мы виделись лишь раз, остальное время он был где-то. Фрост и тот чаще ко мне заходил, хотя наши отношения стали значительно теплее, но не любовными ни разу.
Он кайфовал от прикосновений к моему животу, рассказывал сыну о нашей стране, её богатствах и землях, о том, что когда-нибудь он вырастет и займёт его место. О многом говорил, даже о том, какая красивая у него мама, чем вгонял в краску. Но дальше прикосновений к руке и животику он не заходил, даже не пытался. И мне было от этого легче.
Только сжимающее сердце чувство одиночества не отпускало. Ничего не радовало. Да, в те моменты, когда Милон был рядом, мне было хорошо и тепло. Но стоило ему уйти, тоска возвращалась назад. В итоге я не выдержала и решила подкараулить Ифора в его комнатах. Только стоило выйти за дверь своих покоев, как меня окатило стыдом, а всё потому, что не знала, в каких комнатах живёт любимый мужчина. Вот же, настолько привыкла, что он рядом, даже не поинтересовалась, где он живёт. Пришлось просить охрану проводить меня.
Комнаты оказались на этаж ниже, более того, по ощущениям — прямо под моими. Только состояли из гостиной, спальни и ванной комнаты. Всё хорошо, но размеры этих комнат были минимум в два раза меньше моих. Хотя чего я ожидала? По статусу мои покои самые шикарные. Просто одно дело — знать это где-то на периферии сознания, и совсем другое — увидеть воочию. Хорошо, что даже эти покои были хоромами по сравнению с «хрущёвками» моего мира, потому и не произвели на меня столь сильного впечатления.
Обстановка комнат была крайне аскетична и явно была казённой. Даже сказать больше нечего. Стол, два кресла и шкаф — вся обстановка гостиной. Узкая кровать, комод и вещевой шкаф в спальне. В ванной, собственно, ванны-то и не оказалось, только местные аналоги душевой и унитаза. Хорошо хоть, что шкаф был.
Сначала я сидела и ждала его в гостиной на кресле, но очень быстро стала болеть спина, да и в сон начало клонить. Плюнув на приличия, я в одежде, как была, улеглась на кровать. Она была узкой, так что ускользнуть ему не удастся, только если не решит не спать вообще. Конечно, я уснула.
— Элен, милая, что ты здесь делаешь? — разбудил меня шёпот и поцелуи, которые лёгкими порханиями перемещались ото лба по скуле до подбородка и обратно, так и не коснувшись губ, которые так и горели. Я повернулась на спину, чтобы подставить их под поцелуи, а он опять попытался их обойти.
— Ты больше не любишь меня? — озвучила я самый страшный свой страх, резко распахнув глаза.
— Что ты такое говоришь? — отшатнулся он, возмущённо вглядываясь в меня.
А что я могла ему ответить? Под воздействием гормонов и эмоций (ну никак иначе) я банально разрыдалась, выговаривая ему всё самое сокровенное и наболевшее. А потом, будто назло, заснула.
26
Милон
После того как узнал, что стану отцом, внутри что-то будто перестроилось. Я и до этого был уверен, что люблю жену, но сейчас… было что-то невероятное. Мне хотелось прикасаться к ней каждый миг, но ещё больше — исполнить её желание передать малышу сильное и развивающееся государство. С Фростом и Ифором, которого вопреки всем принципам и понятиям воспринимал ровней, мы долго и неоднократно обсуждали сложившуюся ситуацию. Как итог, наметили чёткий план действий. И, как ни странно, опять разделили обязанности.
И я ни капли не переживал о том, что такую проблему, как внутренний правопорядок, переложил на Ифора. Только экономика оказалась намного сложнее, чем казалось на первый и даже на второй взгляд. Граф Лурье, который был теперь министром экономики, долго и обстоятельно объяснял мне некоторые моменты. Ой, да большинство нюансов экономики, которая была плотно связана с политикой и природой. Оказалось, что, упустив что-то из виду (засуху или закончившийся договор с соседним государством), можно сильно навредить стране. Изучая всё это, я ловил себя на мысли, что от полного краха и разорения нас отделяла тонкая грань. И это заставляло ещё усерднее учиться и налаживать самое важное.