– Слишком поздно, я ужасно устала. Продолжим завтра. Сейчас покажу тебе комнату. Ты тихо войдешь, найдешь единственную свободную постель со стопкой чистых полотенец, ляжешь и проспишь до самого подъема. Тебе ясно, Грейс? Не смей никого тревожить!
– Хорошо, – нехотя ответила я.
– Чудненько. Тогда…
Она осеклась, потому что входная дверь с едва слышным скрипом открылась сама собой, впустив в холл сумерки. Я успела рассмотреть двоих охранников у дверей, а потом увидела гостя – и застыла.
В нем было что-то пугающее, не столько в облике, сколько во взгляде. На темно-синем камзоле блестели какие-то нашивки: возможно, мужчина был здешним чиновником или военным. На черных, как смоль, коротко стриженых волосах виднелись капли воды – на улице шумел дождь.
– Что ты здесь делаешь, Бренн? – резко и даже гневно спросила Эржбет.
– У меня может быть лишь одна причина явиться сюда, – с легкой хрипотцой и явной насмешкой сказал незнакомец.
Он скользнул по мне взглядом, задержавшись всего на пару секунд, но я почувствовала, как пол уходит из-под ног и схватилась за перила. Это еще больше развеселило гостя.
– Кажется, твоя дебютантка немного… как бы сказать? Нажралась?
– Грейс, ты идешь вот в эту дверь. – Эржбет тоном, не терпящим возражений, ткнула пальцем в нужную сторону. – Твоя комната под номером девять. Немедленно!
Ничего не оставалось, как поползти – а у меня и впрямь получалось скорее ползти, чем идти – куда велено. Я чувствовала взгляд загадочного Бренна, от него по спине прошел холодок. Прежде, чем темнота очередного темного коридора отрезала меня от звуков из холла, я услышала:
– Хочу внести залог за идеальную. И ты не имеешь права мне отказать, Эржбет, как бы ни ненавидела. Я – советник Его величества.
Потом я начала отсчитывать двери. В тусклом свете одного-единственного на весь коридор ночника я кое-как рассматривала цифры, ища нужную. Мне было так плохо, что мысль лечь прямо в коридоре не казалась такой уж кощунственной! Голова кружилась, желудок то и дело скручивало от спазмов. Состояние напоминало нечто среднее между опьянением и низким давлением, которое иногда накрывало всех, кто жил у моря, в низине.
Наконец я схватилась за нужную ручку. Стараясь не шуметь, ввалилась в комнату, ухватилась за стену и сползла на пол, осознав, что не смогу сдвинуться с места.
– Это еще кто? – послышался чей-то голос.
– Похоже, новенькая.
– Что это с ней?
– Она же не собирается спать здесь?
– Какое тебе вообще дело? Не наши проблемы, пусть спит, где хочет.
– Девочки, вы невыносимы!
Перед глазами все расплывалось, поэтому я даже не пыталась рассмотреть обладательниц голосов.
– Эй, ты как? Тебе плохо? Как тебя зовут?
– Грейс… – Язык тоже ворочался с трудом.
– Идем-ка, Грейс, я уложу тебя на постель. Давай, поднимайся… вот так, осторожнее.
Кто-то подвел меня к кровати, отогнул покрывало и помог сесть. Я закрыла глаза, проваливаясь в сон, но девушка, в лицо которой я никак не могла всмотреться, похлопала меня по щекам. Это было как во сне, когда невозможно сфокусировать взгляд и приходится преодолевать неведомую силу, мешающую двигаться.
– Не спи! Ты должна переодеться, иначе завтра тебе влетит. Давай, вот твоя рубашка. Девочки, отвернитесь, вы ее смущаете!
Я попыталась сказать, что мне плевать, и я совсем не стеснительная, но смогла издать невнятное «м-м-м». И зачем только я переодевалась в форменное платье, если сейчас надо раздеться и бросить его в корзину для белья?
– Ты была в кабинете Эржбет, да? Нельзя пить джин в кабинете Эржбет. Это всегда заканчивается вот так. Ничего, завтра все пройдет, ложись.
Опустившись на подушку, я почувствовала облегчение, будто закончила интенсивную тренировку. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Тоскливо подумав, что если то, что подмешала в джин Эржбет вдруг вызовет у меня тахикардию или какой-нибудь гипертонический криз, меня вряд ли кто-то будет спасать.
А Дилан наверняка найдет себе новую дурочку.
Мои соседки быстро уснули, а мне мешали «вертолеты». Голова кружилась при каждой смене положения, будто я выпила не пару глотков, а всю ночь кутила с компании текилы! Наверное, так себя чувствовали посетители папиного бара, когда увлекались коктейлями и потом жаловались, что их укачивает при виде моря.
Море… папа. Мне снова стало грустно при мысли о нем. Я старалась не расплакаться, но все равно несколько раз всхлипнула, надеясь, что соседки уже спят и не услышат. Несмотря на адскую слабость, я долго смотрела в потолок, не спеша отключаться. В глубине души еще теплилась надежда, что завтра я открою глаза в нашем трейлере и за утренней уборкой перескажу папе странный сон.