О другом мире, полном солнечного света, о белых орлах, парящих над академиями-близнецами, о бассейне, полном облаков. О принце-предателе, растоптавшем мою первую любовь и о мрачном особняке, скрытом и от солнечного света и от понятий добра и порядочности. Об академии, в подвале которой страдает рыжеволосая юная девушка. О тюрьме, из которой мне только предстоит убежать.
Уже засыпая, я вдруг почувствовала приятный летний ветерок – окно в спальне было открыто. Балансируя на краю между сном и явью, я вдруг совершенно четко услышала:
–Лу́на…
Мгновенно протрезвев, я вскочила на постели. Но четыре девушки-соседки крепко спали, а за окном царила совершенная тишина.
***
Бренн Фаренгейт ненавидел счастливые концовки за лицемерие. Всегда есть тот, для кого концовка совсем несчастливая, иначе, Гелиос подери, это не книга, а дерьмо. Герои победили злодеев, и вернули миру солнце, но для кого-то путь окончен, для кого-то конец совсем не счастливый, но…
Всем плевать.
Он ненавидел счастливые концы за то, что, в отличие от большинства, не умел отмахиваться от второстепенных никому не интересных трагедий и радоваться на руинах чужих судеб. Может, это потому что Бренн и сам был второстепенным героем, на трагедию которого всем было плевать.
Самое кровоточащее воспоминание – последний вздох невесты под грохот праздничного фейерверка.
Станешь тут приятным человеком.
Эржбет влетела в кабинет, готовая метать молнии. «Хорошо, что она рассветница», – подумал Бренн. Сейчас у Эржбет не было магии. На то и расчет.
– Что ты здесь делаешь, Бренн? Я надеялась, ты забудешь о моем существовании, как и обещал.
– Я уже ответил на этот вопрос, Эржбет. Я здесь, чтобы внести залог за идеальную.
– Ты не получишь девушку! – отрезала она.
– Это не тебе решать.
Эржбет никогда не отличалась сдержанностью, она умела играть холодную стерву только перед своими воспитанницами. Бренн знал, что один его вид выводит ее из себя, и предпочел бы не бередить старые раны. Но ему нужна идеальная. Сейчас или никогда.
– Я советник Его величества, с разрешения которого действует твоя академия. Я – князь Фаренгейт. И имею право на идеальную.
– Ты разведен, богат, хорош собой, ты можешь получить любую девушку, стоит только поманить.
– Но я хочу идеальную.
– Мы не делаем здесь с ними ничего такого, что делало бы их особенными. Это просто воспитанные девушки, вот и все. И капелька правильной работы с репутацией.
– Хочу такую.
– Нет.
Она отвернулась к окну и замерла. Изящная фигура, контуры которой нежно обрисовал лунный свет. Когда-то Эржбет была первой красоткой Магии. Возможно, из-за этого у них с королевой были такие сложные отношения. Бренн даже думал, что после смерти королевы Эржбет вздохнет с облегчением, но… жестоко ошибся.
– Ты уничтожил мою семью.
– Ты знаешь, что я этого не хотел.
– Нет, Бренн, хотел.
– Только Эрмес. Его семья не должна была пострадать. Они…
– Скажи имя, Бренн. Кто не должен был пострадать? За какую цену ты продал их жизнь? За Ариадну? Думаешь, она смогла бы стать твоей женой после того, что ты сделал?
– Думаю, что нет смысла об этом говорить. Все случилось так, как случилось.
Она резко развернулась, глаза яростно сверкнули, и ему даже показалось, будто в кабинете стало светлее, но нет. Воображение играло с ним злые шутки.
– За то, что ты сделал, Бренн, ты должен носить траур до самой смерти! Каждое утро ты должен вставать с их именами на устах! Каждый вечер смотреть в зеркало и жалеть, что погибли мои девочки, а не ты!
Она сорвала с шеи массивный медальон на тонкой, сверкающей даже в полумраке, цепочке. Две половинки медальона – два портрета. Светловолосая кроха, девчушка четырех лет. И она.
Ариадна. Его Ариадна.
Бренн не хранил ее портреты в доме. Во-первых, они бесили сына, а во-вторых при одном взгляде на тонкие черты лица, светлые локоны и легкую, чуть насмешливую, но все же добрую, улыбку внутренности превращались в битое стекло, а в воспоминаниях всплывали полные ужаса глаза и трепещущее в груди сердце, готовое разорваться в любой миг.
– Не смей говорить, что имеешь право мне приказывать! Я была княгиней, Бренн! Сестрой королевы! Вы отняли у меня земли, людей, титул, деньги, семью! Отправили сюда… ты думаешь, это легко?! Отдавать таким, как ты, этих девчонок? Учить их этикету, танцам, законам, а потом самолично ставить на полку, как куколок – легко?! Я постоянно думаю о том, что если бы Лу́на осталась жива, ей было бы столько, сколько им. Она могла бы быть среди этих девушек, и тогда я думаю, что, возможно, смерть – не самый страшный вариант для нее. А потом ненавижу себя за эти мысли.