Когда исчез последний убийца, герцог Алансонский обернулся.
— Сестра, ты ранена? — воскликнул он, увидав, что Маргарита вся в крови.
Он бросился к сестре с такой тревогой, которая сделала бы честь его братской нежности, если бы эта нежность не выдавала чувства, не приличествующего брату.
— Нет, не думаю. — ответила она, — а если и ранена, то легко.
— Но на тебе кровь, — сказал герцог, дрожащими руками ощупывая тело Маргариты, — откуда же она?
— Не знаю, — отвечала Маргарита. — Один из этих негодяев схватил меня — возможно, он был ранен.
— Схватить мою сестру! — воскликнул герцог. — О, если бы ты указала мне на него хоть пальцем, если бы ты сказала мне, кто из них это сделал, если бы я мог найти его!
— Tсc! — произнесла Маргарита.
— А что? — спросил Франсуа.
— Да то, что, если вас увидят у меня в комнате в это время…
— Разве брат не может зайти к сестре, Маргарита? Королева посмотрела на герцога Алансонского так пристально и так грозно, что юноша отошел подальше.
— Да, да, Маргарита, ты права, я пойду к себе, — сказал он. — Но не можешь же ты остаться одна в такую страшную ночь! Хочешь, я позову Жийону?
— Нет, нет, никого не надо. Иди. Франсуа, иди тем же ходом, каким пришел.
Юный принц повиновался сестре, и едва он исчез за дверью, как Маргарита, услышав вздох, донесшийся из-за ее кровати, бросилась к потайной двери, закрыла ее на засов, затем побежала к входной двери и заперла ее в ту самую минуту, когда по другому концу коридора несся, как ураган, большой отряд стрелков и солдат, преследуя гугенотов, живших в Лувре.
Она внимательно огляделась вокруг и, убедившись, что она действительно одна, вернулась к проходу за своей кроватью, убрала камчатную простыню, скрывшую тело Ла Моля от глаз герцога Алансонского, с трудом вытащила это бессильное тело на середину комнаты и, заметив, что несчастный еще дышит, села на пол, положила его голову к себе на колени и плеснула ему водой в лицо, чтобы привести его в чувство.
Только теперь, когда вода смыла с лица раненого слой пыли, пороха и крови. Маргарита узнала в нем того красивого дворянина, который, полный жизни и надежд, часа четыре тому назад явился к ней и просил ее ходатайствовать за него перед королем Наваррским и который расстался с ней, ослепленный ее красотой и заставивший ее самое погрузиться в мечту о нем.
Маргарита вскрикнула от страха, ибо теперь она чувствовала к раненому нечто большее, чем жалость: она почувствовала к нему симпатию; он был уже для нее не посторонним человеком, а почти знакомым. Под ее рукой красивое, но бледное, измученное болью лицо Ла Моля стало чистым; замирая от страха, почти такая же бледная, как и он, Маргарита положила руку ему на грудь — сердце еще билось. Тогда она протянула руку к стоявшему рядом столику, взяла флакончик с нюхательной солью и дала ее понюхать Ла Молю. Ла Моль открыл глаза.
— О Господи! — прошептал он. — Где я?
— Вы спасены! Успокойтесь! Вы спасены! — ответила Маргарита.
Ла Моль с трудом перевел взгляд на королеву и впился в нее глазами.
— Какая вы красавица! — пролепетал он.
Словно ослепленный, он опустил веки и тяжело вздохнул.
Маргарита тихо вскрикнула. Молодой человек побледнел, если возможно, больше прежнего, и она подумала, что это его последний вздох.
— Боже, Боже, сжалься над ним! — воскликнула она. В эту минуту раздался сильный стук в дверь, ведущую в коридор.
Маргарита приподнялась, поддерживая Ла Моля за плечи.
— Кто там? — крикнула она.
— Это я, я! — ответил женский голос. — Я герцогиня Неверская.
— Анриетта! — воскликнула королева. — Это не страшно, это друг, слышите, сударь?
Ла Моль сделал усилие и приподнялся на одно колено.
— Постарайтесь не упасть, пока я отворю дверь, — сказала королева.
Ла Моль оперся рукой об пол и таким образом сохранил равновесие.
Маргарита сделала было шаг к двери, но вдруг остановилась, задрожав от страха.
— Так ты не одна? — вскрикнула королева, услыхав бряцание оружия.
— Нет; со мной двенадцать телохранителей; мне дал их мой деверь, герцог де Гиз.
— Герцог де Гиз! — прошептал Ла Моль. — Убийца! Убийца!
— Тише! Ни слова! — сказала Маргарита и огляделась вокруг, соображая, куда бы спрятать раненого.
— Шпагу!.. Кинжал!.. — шептал Ла Моль.
— Чтобы защищаться? Это бесполезно: ведь их двенадцать, а вы один!
— Нет, не для того, чтобы защищаться, а чтобы не даться им в руки живым.
— Нет, нет, я вас спасу, — сказала Маргарита. — Ах, да! Кабинет!.. Идем, идем!