Однако он все же не удержался от обвинений в адрес Лотарингского дома:
— В содеянном я подозреваю господ де Гизов. Ничего не утверждая, хочу сказать, что, благодарение Богу, я давно уже знаю, что не должен страшиться ни своих врагов, ни даже смерти… И если что-то удручает меня в этом ранении, так лишь то, что сейчас я не могу доказать королю, насколько хотел бы быть ему полезен.
Невзирая на свое состояние, Колиньи не оставлял мысли о войне во Фландрии.
— Я очень желал бы, — продолжал он, — чтобы король захотел прислушаться к моим словам; речь идет о вещах, чрезвычайно для него важных, к тому же, я думаю, кроме меня, никто их ему не скажет.
Легкий на помине, на улице Бетизи в сопровождении огромного эскорта появился Карл IX со своей матерью и братьями Анжу и Алансоном, а также маршалом де Таваном, новым министром правосудия. Королевский гнев все еще не остыл:
— Ты, адмирал, — возгласил король, — принужден терпеть боль, а я принужден испытывать стыд! Но из всего этого воспоследует такое страшное мщение, что люди его вовек не забудут!
Воспользовавшись случаем, Колиньи еще раз изложил свои доводы:
— Моя верность и усердие в защите ваших интересов обязывают меня умолять вас о том, чтобы не упустить нынешний благоприятный шанс… Ваше Величество вполне ясно изложили свои намерения относительно войны во Фландрии. Но если вы ограничитесь только принятием обязательств, не доведя до конца все то, что было начато, вы подвергнете королевство большой опасности…
Ясно, что королю решительно не хотелось вступать на зыбкую почву, с которой так легко соскользнуть к конфликту с Испанией: он желал мира и потому предпочитал говорить о ранах Колиньи, дабы его успокоить:
— Вы говорите слишком горячо, и я боюсь, как бы ваше столь возбужденное состояние не пошло вам во вред. Оставьте мне позаботиться об остальном, я отомщу за ваши раны и покараю зачинщиков.
— Их не так трудно найти, — заметил Колиньи, — приметы достаточно красноречивы.
Разговор принял опасный характер, и королева Екатерина перехватила инициативу:
— Мы не должны так долго утруждать больного…
Тут же она перевела разговор на пулю, которую Амбруаз Паре извлек из раны адмирала, — ее, мол, нужно подвергнуть тщательной экспертизе, не то может получиться, как в случае с покушением Жана Польтро де Мере на герцога Франсуа де Гиза:
— Я вспоминаю, когда де Гиз был убит под Орлеаном, его доктора говорили мне, что если бы удалось извлечь пулю, то, будь она даже и отравлена, смертельного исхода удалось бы избежать.
Амбруаз Паре внес ясность:
— Мы не только извлекли пулю, Мадам, но также дали адмиралу настой против яда, чтобы предотвратить любую опасность…
Король и Екатерина вышли, но герцог Анжуйский, прирожденный лицемер, — ведь аркебуза принадлежала одному из его гвардейцев, — посчитал за благо еще на несколько секунд задержаться среди протестантов, вздыхавших у постели раненого.
Однако Колиньи подобными уловками провести было невозможно… Недаром многие мемуары той эпохи донесли до нас фразу, которую якобы адмирал успел прошептать королю, когда тот собрался уходить:
— Царствуйте сами и остерегайтесь вашей матери и герцога Анжуйского…
Маргарита в свою очередь тоже осведомлялась о состоянии больного. Присутствовала ли она при разговоре между Колиньи и Генрихом Наваррским, когда решено было отправиться в Лувр с новым требованием о наказании виновных? Король вновь и вновь повторял, что этим он займется сам и что он уже распорядился предоставить в распоряжение гугенотов всю улицу Бетизи.
Он даже предложил перевезти Колиньи в Лувр, где ему могли обеспечить лучший уход.
— Клянусь Богом, я отдал приказ найти герцога де Гиза и взять его под стражу! Я не потерплю, чтобы подобные проступки оставались безнаказанными!
Париж начало лихорадить. Лавки закрывались одна за другой. Все более тревожные слухи носились по городу. «У горожан закипала кровь», но еще сильней она закипала у восьми или десяти тысяч гугенотов, приехавших на свадьбу Маргариты и Генриха.
— Что все это значит? — изумлялся король. — Мне докладывают, что народ бунтует и берется за оружие!
— Это не совсем так, — поспешно отвечала Екатерина, — но, если вы помните, вы сами отдали приказ городскому совету довести до сведения всех граждан, что с нынешнего утра никто не должен покидать свои кварталы, дабы предотвратить беспорядки.
— Да, это правда, — вздохнул король. — Но при этом я также запретил брать в руки оружие. Во всяком случае, я требую взять под охрану дом адмирала.