Выбрать главу

По настоянию Маргариты, казнь состоялась на следующий же день прямо у ворот ее дворца. «Преступник шел на казнь с улыбкой, — повествует Пьер де л'Этуаль, — повторяя, что ему не страшно умереть, ибо враг его мертв, значит, правосудие свершилось… Он отказался попросить прощения у королевы». Тяжелым взглядом «застывших глаз» Маргарита наблюдала за казнью из окна… и когда покатилась голова ее бывшего любовника, упала без чувств. Той же ночью, не желая больше ступать по площади, где был воздвигнут эшафот, она покинула дворец де Санс и переехала в Исси, в дом, принадлежавший Ла Гаагу, ювелиру короля.

Париж, всегда любивший посмеяться, тотчас обошел стишок:

КОРОЛЕВЕ МАРГАРИТЕ НА СМЕРТЬ СЕН-ЖЮЛЬЕНА, ЕЕ МИНЬОНА

Едва живая королева, Венеры младшая сестра, Не убивайся по лакею — Другой найдется с крепкой шеей!

— Да пусть она утешится, — вскричал король Генрих, — мы ей найдем целую дюжину слуг, еще и получше этого!

Драма, которую пережила Маргарита, повлияла так сильно на ее образ мыслей, что она стала добиваться декрета о высылке всей семьи Вермонов. Матери убийцы, бывшей своей фрейлине, которой Маргарита доверила управление замком Юсон, и трем ее дочерям было предписано поселение в Сальванском аббатстве, в Руерге, без права покидать его территорию «под страхом наказания». Маргарита ожесточилась? Наверное. Но такими были нравы той жестокой эпохи.

Смерть Сен-Жюльена надломила Марго. Она заказала поэту Мейнару «Стансы», которые шептала про себя перед сном и после пробуждения:

Не ждите, не утихнет эта боль, Я ношу ее повсюду. Разум мой не победит любовь, С каждым днем она сильнее будет. Мраком загробным очам твоим милым Клянусь, я все смогу: Надгробный огонь над твоей могилой Я пламенем сердца зажгу.

Когда Генриэтта д'Антраг, мать другого «королевского творения», дала знать, что желает свести с ней знакомство, Марго вверила себя воле короля и написала ему: «Я рождена исключительно для того, чтобы служить Вашему Величеству. Соблаговолите сообщить вашей смиренной слуге, как именно я должна поступить, чтобы вам это пришлось по нраву. Я буду всю жизнь чтить вашу волю, не только в этом случае, но и во всех остальных».

Как далеко теперь то время, когда она со своей маленькой ажанской армией задирала короля Наварры! Но вскоре драма в Сансе забылась, Маргарита влюбилась опять, на сей раз это был некий Бажомон, на редкость глупый и на редкость красивый малый. Его совершенное телосложение привело Маргариту в восторг. И таким сильным оказалось это увлечение, что Бажомон, востребованный ею и днем и ночью, в конце концов рухнул от истощения сил. Маргарита испереживалась так, что Генриху IV пришлось ехать в Исси, чтобы подбодрить ее. Выйдя из комнаты Марго, он сказал одной из ее фрейлин:

— Молитесь за выздоровление Бажомона, не дай Бог он умрет, тогда — клянусь брюхом папы! — королева Маргарита возненавидит еще и этот дом, и мне придется покупать ей новый!

Однако ей очень нравился этот «маленький Олимп Исси», в котором, как утверждали злые языки, «правит бог Приап, а на побегушках у него Бажомон».[57] И правда, как только Бажомон поправился, неугомонные любовники возобновили свои амурные состязания. Об этом и писал король Марии Медичи 10 мая 1607 года: «Никаких особых новостей нет, кроме того что Маргарита победила Бажомона и что он решил удалиться…».

То есть сбежал с Олимпа или все-таки умер от истощения сил? История об этом умолчала. Не теряя драгоценного времени, Маргарита обзавелась молодым Вилларом — этот ее любовник заслужил кличку «король Марго». Чтобы окунуться в свою молодость, она заставляла своего обольстителя наряжаться по моде времен Генриха III, с брыжейкой на груди, шпагой на боку и плюмажем на шапочке. Обрядив любовника в одежды, относящиеся ко временам ее далекой молодости, сама она принимала его в комнате, увешанной турецкими коврами, в роскошном дворце, который распорядилась построить на левом берегу Сены, напротив Лувра, что вновь вдохновило памфлетистов на злые стишки:

Королева Венера стоит у ворот И зрит, полумертвая, эшафот. Вчера здесь погиб ее Адонис, А нынче точно на том же месте Исполнят ее приказанье о мести… Не думайте, впрочем, что это каприз. Глазам бы не видеть ту улицу вновь, Где двое любовников пролили кровь! Она покидает и Санс и дворец И тщится спасти своей чести остатки, Как будто бы честь нам дана на заплатки… Ужасна не кровь — а сердечный свинец! Бежать от себя ей не стоит труда, Трудней убежать от людского суда. Теперь она хочет пожить при Дворе И пудрой старушечьи щеки крахмалит. Надеясь, что снова весь Лувр их расхвалит, Как в годы амуров младых, на заре. Какая Венера? — одна лишь постель. И где королева? — на стенах пастель. А раз королевой ей в Лувре не быть, То что остается потасканной шлюхе? Плевать ей на мненья, плевать ей на слухи, Постель бы ей — в Лувре иль рядом — стелить! Эта старуха в крахмальном чепце Видит себя лишь в короне-венце. Построю, мол, храм у священной воды, Авось, с того берега Лувр заметит И душка-король наконец-то приметит Старуший бордель своей бывшей жены.
вернуться

57

Приап — в греческой мифологии сын Дионисия и Афродиты, бог производительных сил природы, эмблемой которого являлся фаллос.