— Она обидела тебя?
— Это так заметно?
— Знаешь, какая на улице погода?
— Ты думаешь, это моих рук дело?
— Твое настроение всегда меняет погоду. Было так ясно и солнечно, что я думал, — может, она и, правда, нужна тебе, эта новая женщина, если ты так хорошо к ней относишься…
— Это моя пленница, мальчик.
— Пленница? С пленниками не проводят все дни напролет, как ты сказал.
— Что ты знаешь о пленниках, молодой человек?
— Я ведь читаю всякие исторические книги, и начальник охраны иногда со мной разговаривает.
— Мы давно уже не воевали.
— Да. Но он происходит из семьи потомственных военных, понимаешь? Он знает, у него в крови это знание.
— Забавно. Я думал, знание в крови только у потенциальных карт. Впрочем, может, ты и прав, мальчик.
— И что же сделала твоя пленница, что ты так огорчен и обижен на нее?
— Ничего особенного для женщины. Она нарушила свое обещание.
— Ничего особенного? Ты хочешь сказать, что она предала тебя, и в этом нет ничего особенного?!
— Она не собиралась меня предавать. Это произошло случайно. — Дьявол с удивлением заметил, что оправдывает Королеву Мечей. Забавно! Мальчишка кивнул:
— Значит, у тебя еще не все потеряно. Ты бы никогда не стал оправдывать врага или совсем безразличного тебе человека. А почему ты не поговорил с ней? Думаешь, она поняла свою ошибку?
— Я думаю, — поняла. Но этого мало. Мало!
— А что будет для тебя не мало, Дьявол?
Дьявол усмехнулся. И, в самом деле, что будет для него не мало? Когда эта женщина придет к нему и скажет «Люблю!»? Когда назовет ее мессиром? Когда улыбнется и скажет, что лучше него нет ни одной карты, он самый-самый? Игрок! Чтобы Дьявол думал так, ему надо было стать сумасшедшим. Похоже, он просто сходит с ума.
Мальчик, как ни странно, понял состояние Дьявола:
— Ты хочешь, чтобы она относилась к тебе не как к карте, а как к человеку. Самому лучшему. Как ты для меня — самый лучший друг. Только тебе от нее мало дружбы, да ведь?
— Откуда ты все это знаешь, в твои-то годы?
— Я уже не так мал, как ты можешь себе представлять. Ты просто забыл, как быстро учатся дети.
Дьявол кивнул. Может быть, и забыл. Он слишком давно, слишком долго не общался с детьми. С маленькими, но такими умненькими детьми. Впрочем, много ли таких умненьких? И много ли таких, которые считают лучшим другом Дьявола? Мальчик заговорил:
— Ну да, можно сказать и так, что я не обычный ребенок. Но, понимаешь, мне не дают быть обычным.
— Ой ли?
— Мама не позволяет мне играть с другими детьми, живущими по соседству, потому что я из знатной семьи.
— А другие знатные дети?
— А другие знатные дети меня боятся.
— Почему?
— Потому что мой лучший друг — Дьявол.
Дьявол ухмыльнулся. Почему-то ему нравилось, как мальчик говорит эти слова: «Лучший друг — Дьявол». С гордостью. Ну, может быть, ему и было чем гордиться. А, может быть… Может быть, он ошибался. Странно, когда люди начинают любить Мага и ненавидеть Дьявола? Когда они узнают между ними разницу, и когда они приходят к выводу, что Маг — добро, а Дьявол — зло? Самое странное, что в священных писаниях Игрока об этом не говорилось ни слова. В священных писаниях игрока все карты были равны и для Игрока, и для людей. Что, в конечном итоге, и позволяло картам играть в бесконечные игры.
Но люди, поколение за поколением, узнавали разницу между добром и злом, и поколение за поколением считали добром Мага, а злом — Дьявола. Раньше Дьявол думал, что люди были не так уж и не правы. Теперь… Теперь нужно обдумать этот вопрос. Хорошенько обдумать. Мальчик вывел Дьявола из раздумья вопросом, таким тревожным, таким своевременным и таким сложным для Дьявола теперь:
— И что ты собираешься с ней делать?
— Не знаю. Может быть, решу, что она мне больше не нужна у меня в замке, и пусть возвращается к себе…
— Ты не можешь. Она твоя пленница.
— Могу. Пленных иногда тоже отпускают.
— Да, наверное. Но, как ты думаешь, может, она тоже тебя полюбила?
— Полюбила? И почему — тоже?
— Ну, ты же ее любишь?
Дьявол медленно опустился на корточки перед ребенком и заглянул в его глаза снизу-вверх. Раньше, когда мальчик был помладше, они только так и разговаривали. Просто Дьяволу так было удобнее, а еще он наивно полагал, что такая поза не располагает ко лжи со стороны взрослого человека. Даже если это не человек, а карта.
— Что, это действительно так выглядит?
— Ты же взрослый человек, Дьявол. Ты понимаешь, что дети гораздо наблюдательнее взрослых. Возможно, для твоих слуг или для других карт твое отношение и осталось загадкой. Возможно, они думают, что твоя женщина нужна тебе для каких-то своих, «дьявольских» целей… Но ты на меня так смотришь, как будто ты сам не подозревал о свое любви…
Дьявол улыбнулся:
— Откуда знать о любви тебе, мой маленький друг?
— Я хорошо чувствую эмоции. Мама меня любит. Конечно, не так, как ты свою женщину, это совсем другое… Но этот свет в глазах. И беспокойство о том, сделал ли ты что-нибудь не так, и что тебе вообще делать… Ты же никогда раньше не говорил мне, что у тебя возникли трудности, а теперь пришел сюда, чтобы поговорить с тем из своих друзей, которому ты никогда ничего не будешь должен, и который тебе никогда ничего не будет должен… С которым вы на равных, потому что ты — великая карта, а он — маленький мальчик. Просто потому, что тебе нужно решить, как поступить. Я у тебя спросил, а ты… Ты не решился мне сказать, что не хочешь с ней расставаться, потому что ты бессилен это сделать. Мне ты можешь этого не говорить, но от себя такое скрывать глупо. Ты же, наверное, достаточно силен, чтобы не скрывать от себя прописные истины?
— Может, это и не любовь. Может, это просто желание выглядеть не таким грозным, сменить маску, завести ученицу…
— Может, это и есть любовь?
Какие только глупости ни приходят в голову детям! Только почему так тяжело о них не думать, об этих глупостях? Дьявол не знал ответа. Сначала ему надо было подумать. Но прежде, чем начать думать, ему надо было решить, как быть дальше, как поступить. Или сначала подумать, а потом решить? Все как-то запуталось. Дьявол перестал чувствовать себя сильным, могущественным, все могущим. Мальчик смотрел на нее взглядом честным и открытым:
— Что бы ты ни решил, ты все равно ее не отпустишь, и не избавишься от нее никаким другим способом, правда, Дьявол?
Дьявол кивнул:
— Наверное, так и будет.
Этот мальчик хорошо умеет предсказывать реальность. Сильная кровь.
— И, знаешь, Дьявол, что бы ты ни решил, не будь с ней слишком суров. Она же не виновата, что о тебе думается и говорится столько гадостей, но это поневоле накладывает отпечаток на твои действия. Если ты не можешь на нее смотреть, — не подходи к ней и не смотри. Если ты не можешь с ней говорить — не говори с ней. Придет время, когда ты снова сможешь и смотреть, и говорить.
— Откуда ты знаешь, маленький мальчик?
— Потому что я тоже ссорился с человеком, которого люблю. Знаешь, мама научила меня этому приему. Иногда даже самые любимые нуждаются в отдыхе от них.
— Забавно. Думаешь, она нуждается в том, чтобы я от нее отдохнул?
— Может быть, она и нет. Но на этот раз ты нуждаешься в том, чтобы она от тебя отдохнула. Поэтому сделай ее путь легче.
— Я, наверное, так и сделаю, мой маленький друг.
— Знаешь, Дьявол, каждый раз, когда ты говоришь слово «маленький», мне кажется, что ты просто напоминаешь себе о том, что я еще слишком молод, чтобы со мной можно было говорить серьезно. Интересно, что будет, когда я вырасту?
— Посмотрим, когда ты вырастешь. — Дьявол едва снова не прибавил «маленький друг», но удержался. Сейчас это звучало бы смешно, а Дьяволу, несмотря на все происшедшее, не очень-то хотелось быть еще и смешным.
Дверь скрипнула едва слышно. Дьявол даже сказал бы — на грани слышимости. Но Дьявол услышал этот звук, для него он был почти оглушительным. Услышал, поднялся на ноги, развернулся с изяществом хозяина дома, в который вламываются грабители, чтобы оказаться лицом к лицу (несмотря на то, что их разделяло полкомнаты) с матерью мальчика. Женщина пылала праведным гневом, и от этого ее редкая красота, которую она не утратила и через десять лет, была еще более вызывающей, еще более резкой.