- Утром. - Голос Мэг был таким бесцветным!
- Можно мне побывать у вас? - Не отступал Карл.
- Это честь для монастыря.
- Значит, решено. - Карл медлил, жадно глядя на Мэг, стараясь запомнить её всю, какая она есть сейчас, ведь время почти стёрло из памяти её лицо! Жаль только, что не забрало любовь из его сердца, не погасило желание быть с нею. Карл привык жить с тихой тоской в сердце, свыкся с нею, как с затяжной болезнью. Но увидел Мэг, и понял, что больше так не сможет. Ведь можно же что-то сделать, - метался принц в своей комнате, оставшись один, - что-то сказать, чтобы она поняла, чтобы всё вернулось, ведь не может же быть, чтобы всё вот так кончилось! Я так её люблю, я умираю без неё, Господи, дай мне её, одну её, больше ничего! Она так мне нужна! - И не знал, что в этот самый момент Мэг сидела, скорчившись, и тихо плакала, чтобы не разбудить свою соседку, плакала так, словно у неё разрывалось сердце. Ей казалось, что Карл приехал сюда так поздно! Они все наверняка наговорили ему все эти мерзости о ней, и она ему противна даже больше, чем прежде... И такой холодной Мэг была только потому, что у неё тоже была гордость, но помимо этой проклятой гордости у неё была любовь, ни капли не изменившаяся, ни капли не угасшая. Мэг продолжала любить Карла так же искренне, сильно и преданно, как и раньше, а может, сильнее, только не видела ни малейшего шанса что-то изменить... И потому так горько и безнадёжно плакала сегодня. Зачем он приехал! Чтобы стало больнее?! Чтобы стало хуже?! Что она им всем сделала, Боже, что она им всем сделала?! Зачем он едет в монастырь - чтобы там увидеть, как она опозорена, как там к ней относятся?! Это было хуже смерти, хуже всего, что могло бы быть! Разве она это заслужила?!
Ноябрьская ночь была длинной и промозглой. После полуночи утих ветер, дувший весь день, и пошёл снег, крупный и пушистый. Отчаяние, царившее в сердце и Карла, и Мэг притихло; они просто лежали и смотрели, как снег преображает мир, превращая унылое и скучное пространство в волшебную сказку.
На рассвете мир уже совершенно преобразился. Снег всё ещё шёл; и со снегом вернулись дикари. Ригстаунцы укрылись в крепости, и дикари рассыпались по опустевшим улицам, в поисках врага и добычи. Дикари, измазанные сажей и жёлтой краской, в треугольных шапках из волчьего меха, бросались в бой с отчаянной свирепостью, не уступавшей бешенству самого Карла. Их ненависть к людям Железа, как они называли викингов, была беспредельна. Принцу и его людям с трудом удалось отбить первую атаку, но Карл, хорошо знавший дикарей, не обольщался: они будут кидаться на Ригстаун снова и снова, пока либо не перебьют здесь всех, либо не умрут сами. Карл не хотел ни того, ни другого - он продолжал верить, что это его подданные, только ещё сами не знают об этом. И чтобы прекратить кровопролитие, Карл вызвал их предводителя на поединок.
Ожидая поединок на льду озера, Карл был поражён: им оказался никто иной, как сам Курт, новый вождь, о котором Карл уже столько слышал! Карл узнал его по синей краске и золотому орлу, которому дикари покланялись, как святыне. Курт был младшим братом королевы Зуры и дядей Карла. Он лично проклял сестру и её потомство; Карл подозревал, что именно ему обязан честью своего появления. Вооружённый медным топором и ножом, Курт взмахнул оружием и издал хриплый рёв в подражание зубру, чьи рога венчали его косматую голову, и на своем языке обозвал Карла недоноском и выродком.
- Побереги силы, брат матери. - На том же языке возразил Карл. - Ты меня ещё не одолел!
- Я тебя раздавлю одним пальцем, как мокрицу! - Похвалялся Курт. - И подземные духи будут поить тебя козлиной мочой!
- Это не тем ли пальцем ты меня раздавишь, которые отрубил тебе мой отец? - Начинать поединок руганью было в обычае у дикарей, и Карлу этот обычай не был в тягость. Курт побагровел при намёке на свое увечье, полученное в бою с Аскольдом, а Карл продолжал:
- И сдаётся мне, что это твоё имя стоит на чашке с той мочой! Я убью тебя, мой железный топор выпьет твою кровь, и золотой орёл будет моим!
- Хватит!!! - Рассвирепел Курт. - Сражайся, ты, выродок вонючей подстилки!
- За каждое слово о моей матери ты ответишь! - Тоже рассвирепел Карл. Курт заржал и сделал неприличный жест... И Карл ринулся в бой.
Очнулся он, когда всё было уже кончено: Курт лежал в луже алого растаявшего снега, голова его была разрублена, и тело жестоко порублено тоже. Золотой орёл тускло мерцал, наполовину утонув в крови. Дикари ушли. Карл сорвал орла с кожаного ремня, чувствуя, что тоже ранен, что кровь его липкими и горячими ручейками бежит по плечу, груди и руке... Неожиданно для всех, Карл улыбнулся счастливой улыбкой, которая не угасла даже тогда, когда принц упал без чувств кому-то на руки.