Страх поселился в её душе вместе с приходом февраля. Злые восточные ветра выдували тепло из коридоров, превращали снежное волшебство в толстую твёрдую корку. В голых ветвях деревьев острова с утра горланили вороны, а по ночам со всем близко на все голоса выли волки. Мэг куталась в меха, стараясь пристроиться поближе к огню; чаще всего одна, потому, что в конце февраля Карл начал уезжать из замка один, и отлучки его становились всё длиннее. Возвращаясь, принц торопился скорее увлечь Мэг в постель, и они больше не беседовали часами о будущем, о его планах и проектах. Карл не чувствовал за собой перемены: он просто вернулся к обычной жизни после восхитительных каникул; Мэг же, вся жизнь которой отныне заключалась в его любви, чувствовала себя обделённой. Любимый уезжал, и ночи становились длиннее, а дни - совсем серыми. Мэг и тосковала, и обижалась, и страшно боялась за Карла, убедившись в его лихой и наглой отваге, в его любви к риску и провокациям. Ведь случись что, и Мэг погибла, потому, что она никому не была нужна, кроме него!
Карл не подозревал о её страхах, потому, что больше не говорил с нею о ней. Его речи превратились в бесконечный монолог, и всё чаще Мэг казалось, что он говорит сам с собой. И чаще всего Карл мечтал о своём городе. Он придумал всё, до мелочей: и название: «Элиот», и план, и окрестности...
- Ты будешь первой королевой Элиота! - Заявил Карл однажды, и Мэг печально возразила:
- У тебя есть другая на эту роль!
- Я когда-то, - дерзко возразил Карл, - когда впервые тебя увидел, сказал: «Не знаю, как, не знаю, когда, но она будет моей!», - и оказался прав! И скажу теперь: ничто не помешает мне положить корону на твою голову! И верь мне, Мэг: будет так! Слышишь? Будет так!
В начале марта, когда языческий Элодис готовился к встрече нового года, Карл и Мэг впервые поссорились: именно из-за этого праздника. Карл не был особенно ревностным христианином; он просто привык, что его семья исповедует не ту веру, которой придерживается большинство элодисцев. Христианская вера не мешала Карлу отмечать языческие праздники и участвовать в языческих обрядах, а Мэг восприняла это, как кощунство. Девушка начала упрекать возлюбленного в отступничестве, и сама не поняла, каким образом это перешло в упрёке вообще.