И всё же известие о том, что и Ригстаун, и монастырь разрушены дикарями, внушило девушке ужас. На какое-то время Мэг была выведена из равновесия, маялась чувством вины, молилась и просила у Бога прощения за свою слабость и греховность. Карла не было; он бы сразу успокоил её и избавил всех терзаний. Без него Мэгенн чувствовала себя беззащитной. Оплакивая своих былых товарок, и даже тех, кто в своё время был так жесток и несправедлив к ней, Мэг утешилась тем, что отказалась от всех развлечений и сладостей, постясь, молясь и вспоминая. Срок подходил, ребёнок шевелился в её чреве, пугая её предчувствием какой-то неминуемой беды, как платы за незаконное счастье.
В это самое время посланец Моргаузы добрался до Лионеса.
3.
Мэг молилась о матушке Анне, невольно предавшись воспоминаниям о своём детстве, о том, как Анна и монастырь заменили ей семью; о том, как страшно и радостно было Мэг плыть в неведомую землю, и как девушка мечтала, тайком от Анны, стать мученицей за веру! Мысли эти растрогали Мэг до слёз. Она плакала и вспоминала: жаркий день, высокие, колышимые горячим ветром травы, и возникший из трав, на волне степных ароматов, прекрасный принц на горячем вороном коне... Принц, который отвернулся от ослепительной принцессы и улыбнувшийся невзрачной монашке! С этого мгновения жизнь Мэг стала сказкой, то страшной, то грустной, то прекрасной... Как она была глупа, когда мечтала, и мечты её заканчивались первой брачной ночью! Жизнь только начиналась, зрея у неё внутри и пробуя силы, и Мэг, морщась и счастливо улыбаясь, гладила свой живот и нежно разговаривала с ним. Она легко переживала беременность и по-настоящему расцвела нынче, утратив угловатость и обычную свою худобу. Карл откровенно любовался ею, уверяя, что не считает беременность Мэг недостатком - и он совершенно искренне так считал. Да, они частенько ссорились; Мэгенн считала, что он забывает о ней и нередко пренебрегает ею, и очень обижалась, да мало ли случается недоразумений меж влюблёнными... Но Карл был всем сердцем предан ей, и Мэг это знала. И так же была предана ему она. Все их ссоры происходили дома, за закрытыми дверями; для других они неизменно были вместе, как того требовало их сердце: в горе и радости, в болезни и здравии. Они любили друг друга, очень, очень любили друг друга. Думая о своей любви, Мэг порой начинала испытывать мистический страх: разве может быть всё так прекрасно?!.. - и начинала молиться о тех, кого любила больше жизни: её принц и будущий ребёночек... И, как всё чаще с нею случалось в последнее время, молитвы перешли в слёзы и головную боль. В этот миг, постучавшись, вошла девушка из тех, что прислуживали ей, и, поклонившись, сказала:
- Миледи, вам принесли фрукты в подарок! Принести?
- Нет. - Утёрла слёзы Мэг. - Я не хочу. Я лучше посплю; а вы съешьте их за меня!
- Ну, хоть посмотрите, миледи! Вы такая бледная сегодня, плачете и плачете, как бы это не повредило ребёночку!
- Лучше я высплюсь. - Мэг с наслаждением улеглась, устроив тяжёлые ноги повыше. Тэсс укрыла её покрывалом и задёрнула полог, оставив её в приятном полумраке.
- Я тогда вам оставлю, фрукты-то, проснётесь и покушаете...
- Нет, я не буду. - Повторила Мэг сонно. - Ты же знаешь, у меня губы стали чесаться от фруктов. Ешьте!
Тэсс тихонько вышла, прикрыв дверь, и Мэг быстро задремала, убаюканная щебетом птиц и шелестом деревьев за окном. И снилось ей, что лежит она в воде, и вода вот-вот поглотит её. И что, лёжа в воде, Мэг в то же самое время смотрит на себя сверху, и видит себя мёртвой: синие глаза широко открыты, волосы полощутся в воде, как водоросли, руки скрещены на груди, а на голове - золотая корона... Мэг бесстрастно отметила про себя, что никогда ещё не казалась себе такой красивой, и что Карл был прав: она королева. Девушка смотрела и удивлялась, почему ей совсем-совсем не жаль себя? Беспокойство шевельнулось лишь при мысли о ребёнке: живота не было. И тут же Мэг увидела и ребёнка: мальчик шёл от неё прочь по берегу реки. Счастливая, она устремилась к нему и тут же поняла, что не в силах стронуться с веста - а мальчик всё уходил и уходил... В последний миг Мэг почудилось, что это уже не ребёнок, а высокий и стройный юноша, и у него тоже корона на голове.