- Знаешь, - призналась Мэг, - я понимаю, что ты занят, и как всё это важно. Но если бы ты ко мне приехал... Мне было бы настолько легче!
- Я приеду, как только смогу. - Пообещал Карл. И начал рассказывать о том, что происходит на границе, теперь очень близкой. Мэг безоговорочно поддерживала всё, что делал и чего добивался Карл; особенно гордилась она тем, что Карл стремится принести мир на юг острова, и сама делала всё, что могла, чтобы помочь ему. Мэг стремилась изменить общественное мнение, которое изначально рисовало южан дикарями, убийцами и извращенцами. Карл, хорошо знавший обычаи Леса, изо всех сил боролся с этими предрассудками, но у Мэг это получалось лучше. В Лионесе баронессу любили и уважали, и её мнение много значило здесь. Так что Карл обрёл в своей Мэгенн не только возлюбленную, но и преданного друга, и помощницу во всём, и это было особенно важно для него после того, как его семья так поступила с ним. Принц по-прежнему страдал из-за того, что считал предательством с их стороны, и пропасть только увеличивалась со временем. В Хефлинуэлле были уверены, что виною в этом, конечно же, Мэг. Его семья считала, что если бы не Мэг, всё со временем бы наладилось само собой; ни королева, ни тем более Моргауза, не хотели помнить своей вины перед ним. Чисто по-женски, они и не верили в то, что Карл сам помнит эту вину, и искренне полагали, что это Мэг интригует и настраивает его против них, чтобы, конечно же, не упустить его из рук. Получила Лионес, стала баронессой, собирается родить ребёнка, чтобы крепче привязать его к себе! И Моргауза, и королева искренне переживали за Гарри. Если Мэг родит мальчика, она, уж конечно же, постарается избавиться от соперника в лице старшего наследника! Карл не любит мальчика - уж эта монашка постаралась даже не подпустить его к нему! - и женщины верили, что мальчик в смертельной опасности. Тут уж, разумеется, все средства казались хороши. Хуже всего было то, что женщины были абсолютно искренни, и сами верили в то, что всё обстоит именно таким образом. А когда женщинами движет любовь, и особенно любовь к ребёнку...
4.
Утром Карл уже уезжал. После последней успешной битвы с анвалонцами он продвинулся на территорию герцогства Белых Скал почти до самой Виверриды. Предстояла последняя, решительная битва; Карл прощупывал почву для заключения мира с Одноглазым: юг тревожил его больше. Жрецы Голубой Ели сожгли Ригстаун и ещё несколько поселений на юге Элодисского леса. Вот-вот они могли нагрянуть в Гранствилл. Карл боялся не только за свою семью, но и того, что Скульд, руководивший всем, начнёт репрессии против Леса. Добиться мира с Одноглазым Карл рассчитывал с помощью эльфов Ол Донна, которых осталось не больше трех тысяч, но это была внушительная сила. И эту силу Ол Донна обещали Карлу, если тот оставит им их владения на юго-востоке. Скульд считал, что можно оставить Одноглазому Виверриду и Олджернон, но юго-запад эльфам, обескровленным войной, отдавать нельзя - это очень богатые земли, побережье, прекрасные уцелевшие эльфийские города. Карл мечтал построить столицу на юге, а Скульд считал, что можно разбить остатки эльфов и заполучить готовую столицу на юго-востоке. Карл понимал выгоду того, что предлагал Скульд; но ему претила сама мысль о подобном предательстве: ведь именно эльфы спасли и прятали Скульда и Аскольда, когда Одноглазый по всем Острову разыскивал последнего потомка Бъёрга, чтобы убить! Эльфийские земли и в самом деле были ценным приобретением для Элодиса, и Карл переживал о том, как быть, несколько недель. Помогла Мэг: она без малейших колебаний поддержала Карла в том, к чему и без того склонялось его сердце. И сегодня Карл уезжал с твёрдым решением, и на сердце его было легко.
Стоял конец августа, и вид с холма от замка на Лионес сильно отличался от мартовского. Город был погружён в золотой покой. Отяжелевшая листва одела роскошные сады, в которых созревали фрукты; в домах варили компоты и варенья, и над улицами стоял сладкий медово-фруктовый дух. Повсюду в городе продавали яблоки, сливы, абрикосы и груши; овощи стали так дёшевы, что их ели даже коровы и лошади. Солдаты Карла на ходу, бросая торговке мелкую монету, подставляли под фрукты каски, и сам Карл беззаботно грыз спелую грушу. Изделие местного мастера, сделанное совсем недавно, две бронзовые фигуры на воротах, мужчина с непокрытой головой и женщина с лавровой ветвью в руке, изображающие, само собой, Карла и Мэг, расстались, когда ворота открылись и выпустили принца, и вновь соединились несколько секунд спустя. Карл обернулся с парома: над крышами замка кружила стая голубей. Почему-то они заставили Карла вспомнить Мэг, и сердце его сжалось. «Боже, - подумал он, - если есть грех в нашей любви, пусть он будет только мой! Я не оставил ей выбора, я виноват во всём, я забрал её, и пусть меня и настигнет Твоя кара!».