Карл лелеял своё бешенство по дороге в Хефлинуэлл, не растеряв ни капли. Ворвался к королеве, где Морлан играла с маленьким Гарри, и, не видя никого, кроме неё, спросил с жёлтым огнём в глазах:
- От чего умерла твоя принцесса?
- Карл! - Резко встала королева. - Прекрати сейчас же, здесь ребёнок!
- Говори, старая сводня, с кем вешала мне рога эта шлюха!!! - Заорал Карл.
- Бедняжка была верна тебе, хоть ты того и не стоил! - Без тени страха, злобно прошипела Морлан. - Сколько она мучилась, бедняжка, и плакала, и страдала, пока ты развлекался с потаскухой своей! Она умерла по твоей вине, и кровь её на твою голову!
Карл готов был ударить её, но вдруг увидел Гарри: мальчик смотрел на него с таким ужасом! И у Карла опустились руки.
- Убирайся из Элодиса. - Сказал Карл, глядя на Морлан с нескрываемой ненавистью. - Сводня, ты всегда знала о том, что эта тварь таскается со всеми, кто ни попадя! Ты и о том, что она едет ко мне, затраханной, как последняя кабацкая девка, знала! Что, свечку им всем держала?! Увижу тебя ещё раз, порву в клочья, мразь!!! Вон!!! Я не хочу, чтобы моего сына воспитывала такая, как ты!!!
- Карл!!! - Глаза Зуры были тоже полны гнева. - Ты забыл о всяком почтении! Ты ворвался к своей королеве без позволения, ты угрожал моей женщине, что это значит?!
- Это значит, мать, что ты либо слепа, либо с ними за одно и против меня! Моргауза умерла от того, что неудачно избавилась от плода, и весь город сплетничает об этом! А вы ополчились против Мэг, словно на ней свет клином сошёлся! - Карл стиснул зубы. - Я не дам её тронуть никому, даже тебе, ты поняла?! - И вышел, выместив часть злобы на дубовой двери.
8.
Мэгенн пришлось нелегко в Хефлинуэлле. Женщины вели против неё хитрую женскую войну, против которой были бессильны весь гнев и вся мощь Карла. Мэг не могла даже пожаловаться ему: всё это были такие мелочи, досадные и в то же время бессмысленные; о них, вроде бы, не стоило и говорить, но они убивали Мэг, вытравляли из неё покой и счастье, выводили из себя, как блошиные укусы. Она стала нервной, быстрой на слёзы и неосмотрительной: где уж тут быть рассудительной, терпеливой и ласковой, если горничные никогда не приходят вовремя, если в пелёнках Александра попадаются колючки, если молоко или подгорает, или сворачивается, пищу подают или сырую, или подгоревшую, служанки поднимают пыль во время уборки, платья и чулки становятся то сырыми, то грязными... Уцелевшая в Торхевнене матушка Анна, которую Мэг так жалела, стала частой гостьей в покоях королевы, её даже считали святой, и эта святая так позорила и клеймила Мэг, что даже те, кому было, в общем-то, всё равно, видели в Мэг хитрую, неприятную и порочную тварь. Мэг, гордая и скрытная, в свою очередь замыкалась в себе и сторонилась всех, кто не любил её. А через неделю сам Карл накричал на Мэг и ушёл, хлопнув дверью. Накричал он потому, что закричала она, а Мэг закричала потому, что боялась за ребёнка. Ночи становились холодными, а заставить служанок нормально затопить очаг почти невозможно... А когда он всё-таки начинал топиться, дым ел глаза, дрова оказывались сырыми, и Мэг боялась за маленького Алекса безумно! Карлу было проще, он был свободен в своих передвижениях, и его боялись; ему плевать было на женскую войну, принц хотел, чтобы Мэг любила его и была с ним мила. А Мэг не могла быть милой, сгорая от бессильной обиды и пустого гнева, который обречён был оставаться в ней и точить её душу. У него на уме были поцелуи и ласки, а у неё - испорченные вещи, красные глазки младенца и постоянные шпильки в её адрес, на которые нельзя было ответить, чтобы не унизиться при этом.
Но куда ей было уйти?.. С младенцем, одинокой, чужой и ненавидимой всеми?.. Мэг рыдала от отчаяния, обиды и страха, а на женской половине торжествовали победу: принц сделал разнос своей подружке, и не далёк тот день, когда он с позором выставит её вон!
Карл пришёл поздно вечером, спросил хмуро:
- Почему ты не вышла в трапезную на ужин? Я же велел тебе ужинать со всеми. - Сел на край постели, стянул сапоги, зашвырнул их в угол. - Ты никогда не уживёшься с Зурой, если будешь так себя вести.
- Как?! - Вспыхнула Мэг, повернувшись к нему, и Карл увидел, что она заплаканная, измученная и выглядит больной. Встал: видеть Мэг такой ему было непривычно и тревожно. Он, всё-таки, очень любил её, по-настоящему любил. Сказал мягче, чем собирался:
- Я говорил с матерью сегодня, и она говорит, что ты держишься вызывающе и гордо, не снисходишь до нормального разговора...