Я обняла его.
— Она наложила на тебя чары, ты не виноват.
— Нет, в это слишком легко поверить.
— Но я в это верю, Сигурд.
— Может, и так, но, может, и нет. Я должен знать, что ты прощаешь меня в любом случае.
— Так знай, что это так. Моя любовь к тебе слишком велика, чтобы исчезнуть после одной ошибки.
Какое-то время мы молча друг друга обнимали. Потом в темноте снова зазвучал его слабый голос.
— Я должен получить прощение Гуннара. Это единственный выход.
Я поднялась и села.
— Ты сошел с ума. Он никогда тебя не простит. Я это точно знаю. Он убьет тебя на месте.
— Я все равно должен поведать ему все, что я рассказал тебе. Если это не сделаю я, то сделает Брунгильда. Лучше уж я…
— Нет! Пообещай мне не говорить ему ничего. Это безумие, Сигурд. Она не скажет ему ничего, если ты пойдешь к ней завтра, как она просила.
— А потом еще раз и еще — когда бы она ни попросила? Нет, я так не могу.
— Ты должен. Делай все, что она хочет. Стань ее любовником снова. Я выдержу… А вдруг она решит вернуться к себе? Ты сказал…
— Неужели ты думаешь, что твой брат слишком глуп, чтобы догадаться, почему она ушла?
— Пусть думает, что хочет. Ты будешь все отрицать.
— Нет, Гудрун. Он должен знать правду.
— Сигурд, если ты расскажешь ему обо всем, то Гуннар может убить и ее.
Сигурд сел рядом со мной.
— Ты так считаешь? В конце концов, это же я нарушил кровную клятву. У нее тогда не было перед ним никаких обязательств.
— Он убьет ее, — солгала я. — Для него гордость дороже всего остального, даже любви, даже Брунгильды. И кто будет требовать с него ответа за ее смерть?
Сигурд упал обратно на ложе.
— Я не знаю, как мне быть.
— Я же говорю: снова стать ее любовником. Это единственный выход. Только теперь ты должен быть осторожен…
— Ты толкаешь меня на такое, Гудрун… Я начинаю думать, что слова, которые сказала мне Брунгильда…
— Я забочусь только о твоей безопасности.
— Я не пойду к ней, — отрезал он. — И больше не говори мне об этом. Я нарушил клятву на крови. И если я повторю это снова, то окончательно лишу себя чести… А теперь подумай о том, какую роль играешь в этом ты. Ты уже обманула Гуннара, сказав о нашей прогулке. Я лучше умру, чем брошу на тебя тень. Да и кому это пойдет на пользу? Тебе? Гуннару? Брунгильде? Нет. Сегодня первый день за долгое время, когда душа моя познала хоть немного покоя. А теперь, когда я с тобой всем поделился… — Сигурд замолчал, будто подумал о чем-то другом.
— Ты мне все сказал? — спросила я.
— Нет, — пробормотал он. — Я только хотел… Ох, Гудрун, я засыпаю на полуслове…
— Погоди, не спи еще. Ты должен пообещать мне, что ничего не скажешь Гуннару.
— Сегодня я больше не могу ни о чем думать. Все эти переживания, эти слезы. Так много надо поставить на свои места. Все это время я только и делал, что думал. Это так утомляет…
— Да, я очень хорошо тебя понимаю. Только пообещай… Иначе я поклянусь, что никогда больше не буду спать.
— Тогда обещаю. Правда, я совсем не понимаю, что именно обещаю… Только, боюсь, я в любом случае покойник.
* * *Следующим утром мы проснулись одновременно, будто смотрели один и тот же сон. И словно зная, что этот день принесет конец нашему счастью, мы молча сжали друг друга в объятиях, в бесконечном, не знакомом мне доселе отчаянии. Видя ужас в глазах Сигурда, я понимала, что в них отражаются и мои страхи.
В доме было тихо. Я представляла себе, что Гуннар уже восседает на своем высоком троне, ожидая Сигурда, чтобы призвать его к ответу за обман и предательство, в которых Брунгильда призналась ему ночью. Поэтому я не торопилась вставать. И Сигурд, думавший о том же самом, не двигался с места.
Вскоре мать позвала нас из-за завесы, говоря, что уже поздно и она скоро будет убирать завтрак со столов. Так что нам лучше выйти сейчас и поесть. Ее слова не развеяли моих тревог, поскольку были произнесены суровым тоном. Я подумала, что это Гуннар, которому надоело ждать, послал мать за нами. Мы еще немного продлили объятие, затем нехотя отстранились друг от друга. Но отчаяние не отступало, и мы, не отводя друг от друга взгляда, выбрались из-под теплых шкур.