Я больше не знаю себя, Сагария. Много ночей я думала над твоими словами и надеялась, что, вспоминая их, найду в себе силы простить Эдеко. Но простить его мне не легче, чем Аттилу или саму себя. И мне приятно думать, что скоро я умру, поскольку сердце мое уже холодно, как лед. Хотя иногда мне кажется, что я вижу глаза моей ненаглядной дочери, а в них — глаза Сигурда. Если бы я только дожила до того, чтобы поглядеть в них снова! Услышьте меня, Воден, Тор, Бальдр, Локи, Фригг! Молись со мной, Сагария! Я так тебя любила! Скажи, что все еще любишь меня! Позволь мне остаться в живых, чтобы смотреть в лицо моей дочери. Воден, Тор, Бальдр, Сагария, направьте мою руку, дайте мне прожить еще столько, чтобы я могла рассказать об этом дочери! А еще лучше — исполните это дело сами, не завтра, когда он отправится в поход, а сегодня, пока я сижу здесь, с вами! Пусть сердце его остановится до того, как он воссядет на свое ложе. Путь дыхание его изойдет до того, как он войдет в свою спальню. Дайте мне знак о том, что вы слышали меня. Не заставляйте меня свершать то, что сделает подругу моим врагом, а меня саму — мертвым телом. Я не хочу умирать!»
Вдруг меня вырвало из состояния молитвы странное ощущение на предплечье. Открыв глаза, я увидела, как надо мной навис Эдеко. Он все еще был на коне и слегка касался меня своим хлыстом. Внезапно я поймала себя на том, что мне отчаянно хочется броситься в его объятия, поплакать на его широкой груди. Должно быть, он заметил страх в моих глазах, потому что взглядом указал в сторону дома Аттилы. Потом сказал обычным голосом:
— Пора, Ильдико!
Служанки уже вошли, и мне было странно осознавать, что я не должна к ним присоединяться. Аттила, сердце которого не остановилось, а дыхание не прервалось, восседал на своем ложе. В наивной детской надежде на то, что боги и Сагария все-таки внемлют моим мольбам, я какое-то время смотрела на него, не двигаясь. Но Аттила просто бросил на меня безразличный взгляд. Поэтому я быстро наклонила голову и пала ниц. Потом поднялась и всхала рядом со входом в спальню, там, где я не раз видела жен Аттилы. Я стала ждать, когда мне принесут столик. Вскоре ко мне присоединились Херека и еще две жены Аттилы. Слуги поставили наш стол, и мы сели вокруг него.
Теперь я была совершенно спокойна. Просьбы к богам мне уже казались глупостью, последним легкомысленным поступком в жизни. Боги были слишком далеки от меня, чтобы услышать. В конце своей жизни я так никому и не открыла душу…
Зал быстро заполнялся. Собрались все военачальники, кроме Эдеко. И все сыновья Аттилы, кроме Эрнака. Я улыбнулась. Логика, уступившая недавно моей слабости, теперь вернулась на место. Я вспомнила, что украсила свой план очень коварной задумкой, поэтому даже самовлюбленный Аттила в последние мгновения жизни должен потерять самообладание.
Аттила принял деревянную чашу из рук Эары и провозгласил тост за победу и новую невесту. Я смиренно опустила голову, но не смогла сдержать улыбки. Я улыбалась и когда до меня дошла чаша. Затем отпила и понесла ее обратно Аттиле, но уже не неловко, как в первый день своего служения, а с уверенностью и видимым удовольствием. И вложив чашу в руку Аттиле, подняла лицо, чтобы показать ему свое спокойствие и предоставить ему самому гадать, что оно может означать. Увидев это, он прищурился и посмотрел на меня с отвращением, но ничего не сказал.
Вернувшись на место, я снова взглянула на него и поняла, что он все еще не отводил от меня взгляда, только теперь смотрел уже заинтересованно. За все время, пока я ему служила, он никогда не глядел на меня так, и я решила использовать это.
— Как ты дерзка, — прошептала Херека. Я не обратила на нее внимания и подняла голову так, чтобы Аттила видел мою улыбку над головами сидевших между нами людей. Эара подала Аттиле поднос с едой, и за столами завязалась беседа. Жены Аттилы шептались между собой, в основном о других женах, которых не было здесь. Потом привели Зерко, и вскоре зал наполнился смехом. К моему столу подошла Эара с кувшином, и, увидев, что мой бокал остался нетронутым, весело воскликнула:
— Пей же! Невеста всегда должна пить много вина перед свадебной ночью! Столько же, сколько и жених!
Но когда я поймала взгляд Эары, улыбка исчезла с ее лица, и она кивнула уже серьезно. Тогда я подняла бокал и выпила до дна, чтобы поднести его к кувшину. И позже, когда Эара снова поднесла вино, я уже не мешкала со своим бокалом.
За ужином я несколько раз смотрела на Аттилу и замечала, что он не сводит с меня глаз. Мне даже показалось, что в неподвижной черной пустоте угадывается желание. И каждый раз я отвечала ему улыбкой, а однажды даже поприветствовала, подняв бокал. В тот же момент он поднял свою чашу к губам, и мы выпили одновременно. «Как же он уродлив, — подумала я. — Даже улыбка его чудовищна».