— Ах, да, я и сама часто думала, правильно ли я истолковала его значение, — отозвалась я, — Что ты ответил этим римлянам, Бигиле и Хризафию?
— Я сказал, что мне понадобятся пятьдесят мер золота, чтобы заплатить людям, которые помогут совершить задуманное.
Я наклонилась к нему и заглянула в ярко-голубые глаза гаута.
— Что же было дальше? — спросила я.
— Хризафий встал с кресла, будто собирался прямо сейчас идти за золотом. Но я сказал ему, что Орест и так уже что-то заподозрил, и если я сейчас вернусь с мешком золота, он все поймет. Я уверил их в том, что Оресту нельзя доверять, его необходимо держать в неведении относительно заговора. И мы приступили к составлению плана. Я решил, что Бигиле следует вернуться со мной в город Аттилы, якобы для перевода ответа Аттилы на письмо, которое готовил ему Феодосий, а на самом деле для того, чтобы переговорить с людьми, которых я найду для осуществления задуманного. А потом я отправлю Бигилу назад с указаниями о том, куда и как они должны будут доставить золото.
Хризафий остался чрезвычайно доволен, хотя по Бигиле было видно, что он ничуть не желает ехать в город Аттилы. Тем не менее, он согласился, и, когда мы встретились на следующий день, Хризафий сказал, что он разговаривал с Феодосием и что император предложил взять с собой Максимуса. Это тоже знатный вельможа, которого знает Аттила, и он отправится с нами, чтобы передать письмо. Этот Максимус и его советник, который тоже должен был поехать с нами, ничего не знали о нашем заговоре.
В пути я вел дальнейшие переговоры с Бигилой. Однажды я подбил его прокрасться к Максимусу, пока тот спал, и выкрасть письмо императора. Оно не было запечатано, и Бигила смог мне его прочитать. К утру он вернул его на место так, что никто об этом не догадался.
Достигнув Паннонии, мы с Орестом оставили римлян в равнине, а сами поехали сюда. Тут мы узнали, что Аттила отправился за новой невестой, и тут же поехали вслед за ним, чтобы известить о прибытии римлян. Сначала он гневался. В письме к Феодосию он ясно высказал требование, чтобы в Паннонию присылали только послов высшего ранга, а Максимус не из их числа. Но когда мы поведали Аттиле, что с римской делегацией прибыл Бигила и что он замыслил заговор и действует от имени Феодосия, его это заинтересовало и весьма развлекло. Он, казалось, даже обрадовался. — Эдеко в сомнении замолчал.
Я сделала глубокий вдох.
— А почему это обрадовало Аттилу? — спросила я. — Это должно было разгневать его еще сильнее.
— Что ты, Ильдико! Это порадовало его по нескольким причинам. Странно, что ты этого еще не поняла. Во-первых, это дает ему новый рычаг управления Феодосием. Сейчас он волен требовать увеличения подати. А еще Бигилу и Хризафия можно заставить заплатить выкупы если, конечно, их оставят в живых. И не забывай, что А г тила очень подозрителен. Он знает, что кто-нибудь из его людей обязательно окажется втянут в заговор против него. Множество подданных Аттилы уже пыталось совершить покушение на вождя. Этот случай дал возможность мне и Оресту доказать свою верность Аттиле, потому что преданность доказывать нужно постоянно. И это, Ильдико, ему очень нравится.
«Нет, Эдеко, — подумала я. — Этот случай дал тебе возможность доказать мне твою верность Аттиле, а го и себе самому».
— И в результате, полагаю, тебя не обойдут милостями, — заметила я.
Эдеко засветился от счастья.
— Так и есть. Во время пути мы остановились в Сардике, где Максимус был кое с кем знаком. Они разместили нас на ночлег и устроили праздник в нашу честь. Лилось много хорошего вина и красивых речей. Орест пил за Аттилу, потом римляне пили за Феодосия. Только Бигила, который уже опьянел, крикнул, что за бога, а имен но гак переводится имя Феодосий, нельзя пить так же, как за простого человека. Под последним он подразумевал Аттилу. Тогда Орест обнажил меч, и я сделал то же самое. Бигила прекрасно понимал, что мы собираемся сделать. Римляне, боясь, что мы зарежем Бигилу на месте, предложили нам жемчуга и шелк в обмен на его жизнь.
Эдеко полез в кожаный мешочек, висевший на его шее, и вытянул руку рядом с горящей лампой. На его ладони мерцало пять диковинных камней, четыре белых и один черный, и они выглядели еще удивительнее на фоне испещренной шрамами руки.
— Знаешь, откуда эти камни, Ильдико?
Я покачала головой.
— С самого дна моря. Они очень дороги и редки. Это жемчуг.
Я взяла черную жемчужину и стала ее рассматривать, остальные Эдеко убрал обратно.