Выбрать главу

У Бигилы подкосились ноги, и охранникам пришлось согнуться, чтобы не выпустить его из рук.

— Ты и так знаешь правду. Клянусь, — ответил Бигила почти так же нежно.

Тогда Аттила подошел к мальчику. Встав перед ним, он положил руки ему на плечи и улыбнулся. Эта улыбка была очень похожа на ту, с которой он смотрел на Эрнака, но мальчик о чем-то догадался и, задыхаясь, стал озираться, будто ища возможности бежать. Улыбка Аттилы стала еще шире. Его руки скользнули с плеч мальчика к его шее. Какое-то время он просто поглаживал эту шею, потом, коснувшись ее прямо под подбородком, сказал одному из охранников: «Отведите на улицу и проткните мечом вот в этом месте».

Бигила немедленно вскочил и, борясь с державшими его охранниками, закричал:

— Нет, оставь его! Если ты хочешь крови, возьми мою!

Аттила склонил голову набок.

— Тогда, Бигила, скажи нам правду, — прошептал он.

Римлянин снова упал на пол и опустил голову. Когда он ее поднял, полный ненависти взгляд был прикован к Эдеко. Тот по-прежнему стоял, вытянувшись в струнку, с каменным лицом, не двигаясь с того самого момента, как Аттила подозвал его к себе. И Бигила во всем признался. За исключением дополнительных деталей, его рассказ ничем не отличался от того, что я слышала от Эдеко. Когда Бигила замолчал, Аттила заложил руки за спину и стал ходить из стороны в сторону.

— То есть ты хочешь сказать, что подумал, будто Эдеко можно купить?

— Да, — прошептал Бигила, — я так подумал.

— Значит, Эдеко дал тебе повод так думать! — вдруг крикнул Аттила.

У меня перехватило дыхание. Эдеко застыл. Бигила чуть заметно улыбнулся, словно увидев в словах Аттилы возможность отомстить. Аттила же тем временем подошел вплотную к Эдеко и прокричал прямо ему в лицо:

— А если он не давал такого повода, то почему ты решил подкупить именно его, а не Ореста или кого-нибудь другого?

Бигила бросил взгляд на своего сына. Постепенно улыбка сползла с лица Бигилы, а голова снова опустилась.

— Орест — римлянин, и сам выбрал себе господина. А Эдеко — гаут, и вынужден тебе служить, чтобы не умереть.

Тогда Аттила, не сводя глаз с лица Эдеко, тихо спросил:

— Эдеко, ты служишь мне по принуждению?

— Нет, господин, — ответил Эдеко таким же тихим голосом.

— Громче! — крикнул Аттила, потом добавил спокойно, усмехаясь: — Так, чтобы слышал наш друг Бигила.

Эдеко поднял глаза и взглянул на Аттилу.

— Нет, господин! — повторил он, — Мою верность нельзя перекупить, потому что она суть проявление моей любви. — Какое-то время после этих слов мужчины смотрели друг другу в глаза. Аттила — пристально, Эдеко — без всякого выражения.

Вдруг взгляд Аттилы метнулся к мечу, лежавшему на его кушетке. Со стороны казалось, будто меч что-то тихо сказал Аттиле, а тот глянул на него с улыбкой и нежностью, которой не вызывал даже его драгоценный Эрнак. Затем Аттила вернулся взглядом к Бигиле.

— Твой сын понимает наш язык? — спросил он. Бигила отрицательно покачал головой. — Тогда скажи ему, я хочу, чтобы он передал Феодосию: верность моих людей не продается. Это знание избавит его в будущем от лишних трат.

Бигила с трудом поднялся на ноги.

— Я сам передам это Феодосию! — воскликнул он.

— Об этом ему скажет твой сын, — жестко ответил Аттила. Затем он обратился к стражникам: — Уберите эту змею с моих глаз и закуйте в цепи.

Бигила стал кричать и биться, он так сильно сопротивлялся, не желая уходить, что охранникам пришлось тащить его волоком. Но его мольбы слышались даже из-за двери.

— Ты. И ты, — сказал Аттила, показывая на Ореста и Элсу, которые тут же встали. — Отведите мальчика к Феодосию. Скажите, что он и евнух должны вернуться еще с пятьюдесятью мерами золота. А потом, если мы сочтем это нужным, то отпустим Бигилу.

Решив, что Аттила позволит им закончить ужин и лишь потом отправит выполнять поручение, Орест и Элса не стали торопиться, но Аттила бросил: «Сейчас же!» — и они кинулись к двери, спотыкаясь и отталкивая друг друга.

Только тогда Аттила вновь повернулся к Эдеко, который все еще стоял навытяжку. В зале было так тихо, что слышались доносящиеся издалека стоны Бигилы. В глазах Аттилы сверкали темные блики злобы. Он крикнул:

— Пошли вон, все!

Потом он скользнул взглядом от Эдеко к тем, кто собрался за длинным столом, и все бросились к выходу.

* * *

Позже, тем же вечером, я спросила Эдеко:

— А что, если бы Бигила солгал Аттиле? Я видела по его лицу — он думал об этом и сказал бы, не будь рядом сына. Он мог бы соврать, что ты согласился принять взятку, но передумал, решив раскрыться Аттиле.