Когда прозвучал приказ, мы встали большим кругом и, сжимая его, погнали скот в центр. Животные, напуганные сужавшимся вокруг них кольцом, лягались и блеяли. Дети визжали от восторга. На шеях скотины висели сплетенные слугами густые гирлянды из листвы и цветов, и когда скот стал метаться и беспокоиться, оторвавшиеся лепестки заполнили воздух подобно снежинкам. Когда Гуннар схватил первую овцу, мы запели. Мы возносили хвалу Водену, молили послать мягкую зиму, благодарили за мед — дар, который освобождает сердца мужчин и развязывает языки. Мы просили Водена не дать нам поступить с его даром неверно, но сохранить память и крепкий рассудок, способность принимать решения и смелость. Мы пели для духов ветра, грозы, огня и воды, умоляя их сжалиться над нами. Мы пели для Фригг, жены Водена, и Фрея, ее брата, обращаясь с просьбой благословить наш праздник и свадьбы, которые будут играть во время него. Мы пели для Тора, благодаря за посланный нам урожай, который, за исключением того зерна, что было унесено ураганом, лежал в хранилищах и обеспечивал нам еду на зиму. И все это время луна взирала на нас с теплой улыбкой, как мать смотрит на своих играющих детей. Наши голоса вытеснили тишину. Кровь животных текла по алтарю, и каждый его камень приобрел мерцающий алый цвет. Вскоре собравшаяся возле алтаря лужица превратилась в ручей, который побежал вниз, в рощу, окружая корни деревьев, неся животворное тепло. Мы чтили смерть животных, ведь они, расставаясь со своей жизнью, давали нам возможность выжить.
Отдавшись на волю пляшущим бликам и теням, сливаясь с многоголосьем бургундов, я вскоре ощутила, что оказалась у того источника гордости, о котором мне когда-то пытался рассказать Хёгни. Весь день я сомневалась в правильности своего решения, но теперь я почувствовала уверенность в себе. Я все-таки права, поступившись своим счастьем ради безопасности Сигурда. На пепелище, которое некогда было моим сердцем, я почувствовала пробуждение новой силы. Я напомнила себе, что я — бургундка. Я — Гудрун, дочь великого короля и воина, племянница величайшего из королей, когда-либо живших на этой земле, а вскоре стану женой человека, победившего дракона и вернувшегося домой с его золотом. Почему же я так долго не черпала гордости в последнем из перечисленных мною обстоятельств?! У меня много точек для опоры, и они помогают мне в жизни так же, как зерна, дарованные Тором, помогают нам продержаться зиму.
Когда жертва была принесена и возле алтаря выросла целая груда внутренностей животных, мы прекратили петь. Несмотря на всеобщую суету многие малыши уснули прямо на руках у матерей. Дети постарше пристроились возле камней и стволов деревьев, и отцы стали их тормошить. Гуторму удавалось бодрствовать, но он не отрывался от моей юбки, посасывая палец с безразличным выражением.
Толпа начала быстро расходиться, потому что было уже поздно, а уставшим работникам и слугам следовало восстановить силы перед завтрашним днем. Вскоре возле алтаря остались лишь братья и несколько слуг, чтобы освежевать туши и разделать мясо. Я отвела Гуторма в дом и пела ему те же самые песни, которые мы обращали богам, до тех пор, пока он не уснул. Вошла Брунгильда и без слов растянулась на своем матрасе. Вскоре легла и я. Мать и несколько слуг все еще находились в зале, вынимая хлеба из очага и заворачивая их в полотенца. Они тихо разговаривали между собой, и я уснула, убаюканная их речью.
Проснулась я рано. Осторожно выбралась из спальни, чтобы не разбудить остальных. Пройдя через зал, я заглянула в комнату братьев. Гуннар и Хёгни, бодрствовавшие большую часть ночи, теперь крепко спали. Но Сигурда среди них не оказалось. Это меня напугало. Я знала, куда он поехал, и надеялась, что он вернется еще до рассвета. Неужели с ним что-то случилось? Или еще хуже — его отвращение ко мне и к свадьбе так сильно, что он решил забрать золото и бежать? Я открыла дверь, стараясь сделать это как можно тише, но она заскрипела, поэтому я не стала затворять ее. Небо уже было ясного голубого цвета, ветви далеких сосен мягко покачивались на ветру. И тут я увидела, как на тропе, ведущей на запад, показался Сигурд. Он ехал верхом, придерживая свободной рукой мешок, свисавший с седла.
Заметив меня, Сигурд улыбнулся, и это была уже не жалкая улыбка, к которой я успела привыкнуть, а та, прежняя, которой я дорожила, пока отчуждение не разъединило нас. Тронутая его вниманием, я направилась к нему. Подъехав, Сигурд соскочил с коня и обнял меня. На мгновение он прижал меня к себе так крепко, что мне даже стало странно, как я могла усомниться в его любви. Последний раз он обнимал меня так, когда я проснулась в хижине Кламара и узнала, что он уже вернулся с гор.