Однажды Эдеко не пришел на ужин. Военачальники Аттилы порой отсутствовали на трапезах, поэтому я не обратила на это особого внимания. Но на следующем ужине я заметила, что не было и Ореста, римского прислужника Аттилы. И когда минуло еще несколько вечеров, а эти двое так и не появились, я стала подозревать, что Аттила отправил их с заданием, и, скорее всего, в Восточную империю. Я однажды слышала, как Аттила говорил кому-то из своих людей, что Восточная империя, хоть и платит подати исправно и в срок, до сих пор не вернула всех беженцев-гуннов, как он требовал, и не освободила обещанные по договору земли южнее Дуная. Я решила, что Орест и Эдеко как раз и отправились решать эти вопросы. Мне отчаянно не хватало компании Эдеко. Я не имела ни малейшего представления о том, как далеко находится Константинополь, лишь подозревала, что очень не близко, и не ждала скорого возвращения Эдеко.
Однажды летом ко мне пришла женщина, чтобы сказать, что какое-то время моего присутствия в доме Аттилы не потребуется. Заметив мое беспокойство, она рассмеялась и добавила, что Аттила просто отправился в соседнее селение на востоке, чтобы взять себе еще одну жену — Эскам, которая, по предсказанию его прорицателей, должна была принести ему множество сыновей. Поэтому когда пять дней спустя я услышала стук копыт лошади, мчащейся во весь опор, то решила, что Аттила с невестой уже вернулись. Все слуги бросились готовиться к приему хозяина, за мной приехал охранник, чтобы передать приказ немедленно явиться ко двору. Я обрадовалась этому, потому что даже пять дней одиночества были для меня невыносимы. Я вскочила, торопливо причесалась и отодвинула завесу. Перед моими глазами оказался Эдеко. Он спешивался. Я уронила расческу и отступила в хижину.
У Эдеко сбилось дыхание, словно он долго ехал, но он улыбался и смотрел на меня с выражением какого-то удовольствия. Он наклонился, чтобы поднять расческу, и передал ее мне.
— Я вернулся, — сказал он.
— Да, я вижу, — тихо ответила я.
— Хочешь знать, где я был и что делал?
Я помолчала в нерешительности, не зная, что ответить, но его улыбка показалась мне искренней, и я сказала:
— Я думаю, что ты был в Константинополе и вел переговоры от имени Аттилы.
Он направил на меня указательный палец.
— Ты — умная женщина. Да, именно так. И пока я там был, произошло нечто поистине удивительное. Хочешь, я расскажу тебе об этом?
— Прошу тебя, — взмолилась я, стараясь скрыть радость.
Его взгляд упал на мой кувшин с вином. Я быстро села и похлопала по месту напротив меня. Эдеко тоже опустился наземь и сделал большой глоток из моего кувшина.
— Итак, — сказал он, вытирая рукавом рот, — дай подумать, с чего бы начать. Я отправился в Константинополь с сообщением для императора Феодосия. Со мной поехал Орест, он знает их язык. После того, как мы передали сообщение Феодосию, один знатный римский вельможа, Бигила, знавший мой язык, как и многие другие наречия, отозвал меня в сторону. И я, оставив Ореста развлекаться в императорском дворце, пошел с Бигилой во дворец Хризафия. Это еще одна знатная римская особа, евнух, он в большом фаворе у Феодосия. Дворец этого евнуха поистине великолепен и полон роскоши. Я не ожидал, что подчиненные Феодосия могут обладать дворцами, сравнимыми с жилищами их императоров, и не сдержал удивленного восклицания. Взгляды, которыми обменялись Бигила и Хризафий, убедили меня в том, что мое удивление они истолковали как знак, на который надеялись.
— Какой знак? — удивленно переспросила я.
— Знак того, что я приму у них дары.
— Так они поднесли их тебе?
— Да. Подожди, дай обо всем рассказать по порядку. Они пообещали, что если я убью Аттилу, то смогу вернуться в Константинополь вместе со своими сыновьями, чтобы жить во дворце, подобном этому, и что мои сыновья станут знатными. Так что, как сама понимаешь, твое видение не было предзнаменованием будущего моих сыновей. Оно просто предрекало взятку, которую мне в скором времени могли предложить. Ты, наверное, все напутала.
— Ах, да, я и сама часто думала, правильно ли я истолковала его значение, — отозвалась я, — Что ты ответил этим римлянам, Бигиле и Хризафию?
— Я сказал, что мне понадобятся пятьдесят мер золота, чтобы заплатить людям, которые помогут совершить задуманное.
Я наклонилась к нему и заглянула в ярко-голубые глаза гаута.
— Что же было дальше? — спросила я.
— Хризафий встал с кресла, будто собирался прямо сейчас идти за золотом. Но я сказал ему, что Орест и так уже что-то заподозрил, и если я сейчас вернусь с мешком золота, он все поймет. Я уверил их в том, что Оресту нельзя доверять, его необходимо держать в неведении относительно заговора. И мы приступили к составлению плана. Я решил, что Бигиле следует вернуться со мной в город Аттилы, якобы для перевода ответа Аттилы на письмо, которое готовил ему Феодосий, а на самом деле для того, чтобы переговорить с людьми, которых я найду для осуществления задуманного. А потом я отправлю Бигилу назад с указаниями о том, куда и как они должны будут доставить золото.
Хризафий остался чрезвычайно доволен, хотя по Бигиле было видно, что он ничуть не желает ехать в город Аттилы. Тем не менее, он согласился, и, когда мы встретились на следующий день, Хризафий сказал, что он разговаривал с Феодосием и что император предложил взять с собой Максимуса. Это тоже знатный вельможа, которого знает Аттила, и он отправится с нами, чтобы передать письмо. Этот Максимус и его советник, который тоже должен был поехать с нами, ничего не знали о нашем заговоре.
В пути я вел дальнейшие переговоры с Бигилой. Однажды я подбил его прокрасться к Максимусу, пока тот спал, и выкрасть письмо императора. Оно не было запечатано, и Бигила смог мне его прочитать. К утру он вернул его на место так, что никто об этом не догадался.
Достигнув Паннонии, мы с Орестом оставили римлян в равнине, а сами поехали сюда. Тут мы узнали, что Аттила отправился за новой невестой, и тут же поехали вслед за ним, чтобы известить о прибытии римлян. Сначала он гневался. В письме к Феодосию он ясно высказал требование, чтобы в Паннонию присылали только послов высшего ранга, а Максимус не из их числа. Но когда мы поведали Аттиле, что с римской делегацией прибыл Бигила и что он замыслил заговор и действует от имени Феодосия, его это заинтересовало и весьма развлекло. Он, казалось, даже обрадовался. — Эдеко в сомнении замолчал.
Я сделала глубокий вдох.
— А почему это обрадовало Аттилу? — спросила я. — Это должно было разгневать его еще сильнее.
— Что ты, Ильдико! Это порадовало его по нескольким причинам. Странно, что ты этого еще не поняла. Во-первых, это дает ему новый рычаг управления Феодосием. Сейчас он волен требовать увеличения подати. А еще Бигилу и Хризафия можно заставить заплатить выкупы если, конечно, их оставят в живых. И не забывай, что А г тила очень подозрителен. Он знает, что кто-нибудь из его людей обязательно окажется втянут в заговор против него. Множество подданных Аттилы уже пыталось совершить покушение на вождя. Этот случай дал возможность мне и Оресту доказать свою верность Аттиле, потому что преданность доказывать нужно постоянно. И это, Ильдико, ему очень нравится.
«Нет, Эдеко, — подумала я. — Этот случай дал тебе возможность доказать мне твою верность Аттиле, а го и себе самому».
— И в результате, полагаю, тебя не обойдут милостями, — заметила я.
Эдеко засветился от счастья.
— Так и есть. Во время пути мы остановились в Сардике, где Максимус был кое с кем знаком. Они разместили нас на ночлег и устроили праздник в нашу честь. Лилось много хорошего вина и красивых речей. Орест пил за Аттилу, потом римляне пили за Феодосия. Только Бигила, который уже опьянел, крикнул, что за бога, а имен но гак переводится имя Феодосий, нельзя пить так же, как за простого человека. Под последним он подразумевал Аттилу. Тогда Орест обнажил меч, и я сделал то же самое. Бигила прекрасно понимал, что мы собираемся сделать. Римляне, боясь, что мы зарежем Бигилу на месте, предложили нам жемчуга и шелк в обмен на его жизнь.