Выбрать главу

— Володя! — разулыбалась она и крепко обняла мужичка, — А ты всё здесь, я думала, ты уже давно на пенсию вышел.

— Да куда мне? Я, может и хотел бы, да у меня внучка здесь теперь занимается. Вот, присматриваю.

— Это Левашова что-ли дочку родила? — ахнула она, — И тоже фигуристку. Ну дела…

— Ну да. Знаете, как катается? Не хуже мамы с папой, во! — воскликнул Владимир и выставил большой палец. — Боря, и ты тоже здесь! А я думал, ты во Францию умотал.

Малиновский вздохнул, чтобы что-то ответить, но Ирина незаметно пихнула его локтем в бок и ответила за него:

— Ты бы к окулисту сходил, Володь. Это мой деловой партнер, Роман Малиновский. А Спасский… — она выдержала драматичную паузу, — Я о нем даже говорить не хочу.

— Извините… — промямлил Владимир и протянул Малиновскому широкую ладонь, — Богатым будете.

— Слушай, Володь, — заговорщицки сказала Семенова, — а там на катке сейчас есть кто-нибудь?

— Да чего бы им там делать? Все нормальные люди уже спят давно. А вы ищете кого-то?

— Нет-нет, я вот подумала, а может ты нам ключи дашь, а? Мы покатаемся тихонечно, и тихонечко потом тебе их вернем. Честное пионерское! — она оглядела себя с ироничной ухмылкой, и добавила: — Хотя, на пионерку я уже давно не похожа.

— Да что вы! — возразил охранник, — Над вами возраст вообще не властен! Я вас поначалу даже не узнал. — он потянулся к ключнице и протянул им ключи, — только положите там потом все на место, чтобы ко мне вопросов не было.

— Благодарю, — учтиво сказал Малиновский, с трудом подавляя ухмылку.

По пути на лед, Семенова устроила Роману небольшую экскурсию. Они шли по темным коридорам под руку, в то время, как Малиновский освещал им путь фонариком мобильного телефона.

— А это был мой кабинет, — объясняла она, поочередно указывая на двери, — тут у нас тренерская. Раздевалка. А это склад, мы пришли. Пойдем, подберем нам коньки.

Они вошли в небольшую комнатку, заставленную ящиками и шкафчиками.

— Какой у тебя размер ноги?

— Сорок четвертый.

Ирина посмотрела на него странным, нечитаемым взглядом и сразу отвернулась.

— Не сорок второй?

— Нет… — ответил он неуверенно. — А что?

— Да так, ничего. Вот, возьми эти и пойдем, возле катка переобуемся. — она протянула ему коньки, — Знаешь, как правильно зашнуровывать?

— Так же, как и хоккейные, максимально туго?

— Рома, ты с ума сошел? — воскликнула она с негодованием, — Хоккейные тоже нельзя так шнуровать. У тебя с кровообращением потом могут быть проблемы!

Когда они добрались до катка, Малиновский уселся на скамейку и начал переобуваться. Ирина со своими коньками справилась очень быстро, выверенными, отточенными движениями надежно закрепив их на ногах. Роман же все еще возился с левым ботинком и смешно пыхтел.

— Да не затягивай ты так, — рассмеялась Ирина, — давай покажу.

Она села перед ним на корточки и взялась за шнурки, приговаривая:

— Сначала чуть ослабляем в зоне носка, потом затягиваем посильнее. В зоне лодыжки опять ослабить, а в конце делаем петлю и проверяем, засовываем под шнуровку палец. Если он не проходит, то ты все сделал правильно. Со вторым коньком сам справишься?

Малиновский перехватил вдруг ее руку, и наклонившись к ее лицу, осторожно и робко поцеловал в краешек губ. Закрыв глаза, Ирина замерла. Прошло несколько секунд прежде, чем он отстранился и с мягкой улыбкой спросил:

— Не будешь на меня сердиться?

— Буду. — ответила она, замешкавшись, словно не была уверена, на какой вопрос отвечает, —Знаешь, зря мы с тобой все это затеяли. Не надо было сюда приходить.

— Ира, я тебя обидел? — спросил он, снова взяв ее за руку, — Так я извиняться не буду. Я хотел это сделать с самой первой минуты, и это ты виновата.

— Малиновский! — воскликнула она ошарашенно и открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но Роман ее перебил:

— И не надо на меня так смотреть. Не я виноват, что ты такая красивая.

Бедная Ирина Семенова. В эту секунду на ее лице произошел такой калейдоскоп эмоций, что Малиновскому пришлось постараться, чтобы не заржать. Казалось, в ее глазах отразилось все: от гнева до удивления и гордости, потом в них что-то полыхнуло, и она неожиданно для себя ляпнула:

— Даю тебе тридцать секунд, чтобы зашнуроваться. Справишься — так и быть, покажу тебе что-нибудь.

И поднявшись на ноги, вышла на лед, плавно заскользив на другой конец катка. Аккурат через полминуты, Роман поравнялся с ней, и попытавшись объехать, зацепился зубцом за лед и грохнулся на пятую точку. Ирина засмеялась и показала ему язык, сделав пару оборотов. Малиновский быстро вскочил и попытался повторить ее пируэт, но его снова ждала неудача. На этот раз он устоял на ногах.

— Не привык я к таким носочкам, — оправдывался он, — эти зубцы за лед цепляются.

— Так ты не в развалочку едь, а плавно, как будто плывешь. Согни ноги в коленях, что они у тебя как палки? — включила она тренерские интоннации, — Не расставляй их так широко, тебе скорость сейчас высокая не нужна.

Подъехав к нему со спины, она мягко подхватила его под локти.

— Руки держи свободно, почувствуй баланс, — низким, убаюкивающим голосом говорила она, — да расслабь же ты их, расслабь!

Малиновский по-детски всхлипнул и подчинился. Вскоре он заскользил по льду легко и непринужденно, словно бы за спиной у него отрасли крылья.

— Вот так? — спрашивал он, развернувшись к Ирине лицом и продолжив движение спиной вперед.

— Видишь, ничего сложного нет! — восхищенно произнесла Семенова. — Теперь давай петельку сделаем.

— Ну это я знаю: — поворот на одной ноге, правильно?

Он немного разогнался и продемонстрировал ей элемент.

— Типа того, только ты ногу-то вперед заведи, чтобы вес правильно распределить, что ты ее как цапля прижал? Смотри.

Она с изящной легкостью крутанулась вокруг себя и уставилась на Романа. Тот вздохнул и повторил с такой ювелирной точностью, что Семенова от радости даже захлопала в ладоши. Малиновский театрально раскланялся. Проследив за движением его рук, она замерла и сглотнула.

— Ира, ну что такое? — незамедлительно спросил Роман, подъехав к ней и заключив в кольцо из рук. — Твои резкие перемены в настроении мне не нравятся.

— Все нормально, — ответила она, мягко пытаясь отстраниться, — просто я за сегодня ужасно устала. Голова разболелась.

— Отвезти тебя домой? — нежно предложил он. — Ты и правда сегодня весь день на ногах.

Она отрицательно покачала головой.

— Лучше я тебя.

— Отказать! — запротестовал он.

— Так! — с возмущенным надрывом взбрыкнула она, однако Малиновский обнял ее крепче и настоял:

— Давай ты будешь со своими подчиненными использовать такие интонации, ладно? Я сказал, я тебя отвезу, значит так тому и быть. Будешь вырываться — потащу силой.

Женщине оставалось лишь согласно промолчать, потому как она уже совершенно отвыкла от общения с такими мужчинами — твёрдыми, уверенными, напористыми, знающими себе цену. Да и встречала ли она таких…

========== Глава 7. ==========

Ирина вошла в свою одинокую гостиную и включила свет. Чувствовала она себя паршиво. Былая эйфория превратилась в грызущую тоску. Опустившись на диван, она издала тяжёлый вздох и закрыла глаза.

Только что они распрощались с Малиновским. Как всегда уверенный в себе, он настоял на том, чтобы отвезти ее домой, а ей не хватило сил сопротивляться. У порога он поблагодарил ее за чудесный вечер, и подарив лёгкий поцелуй в щеку, пожелал спокойной ночи. Это было так естественно, так корректно. Малиновский никогда не переходил грань. Он даже не намекнул на то, что хочет зайти. Ирина чувствовала от мужчины почтенный трепет, уважение и симпатию к себе, но в голове пульсировал мучительный вопрос — почему она? Неужели молодой, красивый, обеспеченный мужчина может по доброй воле обратить внимание на женщину, с которой у него разница в возрасте 18 лет? Неужели это всё из-за контракта? Хотя было уже очевидно, что она намерена его подписать, поэтому данный вариант отпал на стадии первых мыслей. Так что же ему еще могло быть от нее нужно? Неужели ему действительно она понравилась, понравилась именно как женщина, и он испытывал к ней самое настоящее мужское влечение? Это казалось Ирине таким невероятным, что она судорожно искала аргументы против. Спасский тоже выглядел вполне искренним, но оказался обычным провинциальным пройдохой, который сыграл на ее женском одиночестве и использовал в качестве карьерной ступени.