Феба глубже вжалась в софу, стараясь подавить ощущения, которые он в ней вызвал.
— И ты еще недоумевал, почему у тебя возникали споры с королем Бенедетто и Королевским советом, которые, как ты хорошо знаешь, любой ценой стараются избегать военных конфликтов.
— Это не значит разрешить спор словами.
— Судя по тому, что ты говоришь, можно подумать, что в Кастальдинии царит диктатура, а между тем все совсем не так. Ты ведь знаешь, что это мирное государство.
— Мирное? Ты и впрямь воспринимаешь Кастальдинию как сказочное королевство, о котором родители читают на ночь своим детишкам?
— А ты представляешь его страной с военным режимом.
— Неужели в твоем королевстве не нашлось места для прекрасного принца?
— Не только для прекрасного принца, но и для рыцаря Пылкое сердце или принца Сопротивление бесполезно.
У Леандро затрепетали ноздри, и только тогда Феба поняла, что сказала. Она потянулась к ближайшей тарелке, чувствуя, как его желание, витая в воздухе, передается и ей.
— И какого же правителя желают видеть во мне король и Совет?
— Только не говори, что ты отказываешься, даже не выслушав меня до конца. Ты ведь пока не знаешь, что мы хотим тебе предложить.
— Почему же не до конца? Я все понимаю. Вы хотите, чтобы я вернулся в Кастальдинию и получил полное отпущение грехов. Король Бенедетто возвратит мне все титулы, добавив парочку новых, например, наследный принц и регент. В историю это войдет как приманивание будущего короля ныне правящим Б.
— Б., — расхохоталась Феба. — Хотела бы я присутствовать при этой сцене, когда ты обратишься к нему так.
— Договорились, — кивнул Леандро.
— Похоже, ты все-таки позволяешь чувству юмора иногда брать над собой верх, — заметила Феба.
— Ты хочешь сказать, что в прошлом я чаще всего вел себя как высокомерный осел?
— Не знаю, — ответила Феба, не подумав. — Раньше я смотрела на тебя как влюбленная идиотка.
Леандро бросил на нее такой взгляд, что Феба чуть не выпалила, что сейчас она не многим от нее отличается, но Леандро избавил ее от этого позорного признания.
— Итак, никто по-прежнему не собирается приносить мне официальных извинений, — подытожил он.
Феба неуверенно кивнула. Леандро продолжал:
— Ну, что я могу сказать? Невероятно. Ладно. Что мне еще предлагается в обмен на мое согласие? Не то чтобы я этим так уж интересовался...
— Ты нужен жителям Кастальдинии, а тебе это неинтересно?
— Они нуждаются во мне или в том, что я собой олицетворяю: в деньгах и власти? Мои взгляды на будущее Кастальдинии, за которые я в свое время и был изгнан с позором из страны...
Леандро чуть помедлил.
— Так меня готовы принять вместе с ними или все-таки без них?
— Хочу напомнить тебе, что переговоры были придуманы специально для достижения компромисса.
— Но та сторона, которую ты представляешь, вряд ли придерживается такого мнения. В их интерпретации это звучит так: «Либо ты сделаешь так, как хотим мы, либо так, как мы хотим». Другого просто не дано. Атак как я был абсолютно не согласен с проводимой политикой, меня просто удалили. Сейчас, как ты утверждаешь, во мне нуждаются, но я сомневаюсь, что они наконец-то согласились с моими представлениями о том, как должно развиваться будущее страны. Да они просто морочат мне голову!
— Это уже в прошлом.
— Не уверен. Скажи мне, кстати, рассказал ли тебе король Б. о двух других достойных претендентах?
— Вообще-то он упоминал о них.
— Неужели он рассказал тебе про Дюранте и Ферруччо? — удивился Леандро.
— Он не называл имен. Сказал лишь, что в списке, в котором твое имя стоит на первом месте, есть еще два человека.
— И почему же мне вдруг решили отдать предпочтение?
— Как ни по-идиотски это звучит, но потому, что с тобой легче договориться и ты не так сильно его ненавидишь.
Леандро покачал головой. Его лицо выражало ироничное восхищение, почти любовь.
— Старый лис. Он, как всегда, прибегает к полуправде, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете, а заодно и подстраховаться на тот случай, если я все же соглашусь.
— Моя способность хранить тайну заключается в умении только слушать, но не говорить.
Леандро засмеялся.
— Я не скажу ничего нового, так как все упирается в традиции, консерватизм, древность рода и право наследования. Единственное мое преимущество над ними заключается в том, что я не являюсь сыном короля Бенедетто.
Фебу вдруг озарила догадка.
— Дюранте д'Агостино, лишенный права занять трон? Старший сын короля Бенедетто? Ничего себе.
— Именно так. А эти консерваторы не хотят преступить букву закона, когда это можно и нужно сделать.
— Но благодаря политике этих консерваторов Кастальдиния по-прежнему остается одним из мирных государств.
— И самых отсталых.
— Но ты тем не менее не отказался от преимущества, которое давал тебе этот закон. Если ты всегда считал Дюранте достойным трона, то почему же ты никогда не выступал за то, чтобы изменить этот закон?
Его изумрудные глаза сверкнули огнем.
— Ты хочешь сказать, что мне должно быть стыдно за это? Да, мне стыдно. И жаль, что я не сумел увидеть, что совершаю ошибку, пока не стало слишком поздно. Но раз уж теперь у меня появился шанс исправить положение, я это сделаю. Пусть трон действительно займет самый достойный из нас.
— Но все уверены, что его должен занять ты.
— Я считаюсь самым достойным, потому что ассоциируюсь у жителей со старыми порядками, хотя это в корне неверно. Если я приму ваше предложение, то буду добиваться упразднения устаревших законов Кастальдинии. Ты ведь понимаешь, что править страной может действительно любой человек, не важно, королевской он крови или нет. Главным фактором должны стать его заслуги.
— Кажется, я начинаю понимать, — медленно сказала Феба, — почему тебя лишили гражданства. За твои прогрессивные, но внушающие опасения реформы.
— Тебе только сейчас пришло это в голову?
— Как бы это сказать... Меня просто подталкивали к мысли, что ты не реформатор, а бунтарь.
— А разве это не одно и то же?
— Нет. Но я должна признать, что ты честолюбивый бунтарь.
Ну и определение. Вот здорово.
— И ты этому поверила?
— А почему нет? Нет ничего такого, что доказывало бы обратное. В бизнесе за тобой закрепилась репутация жесткого, можно сказать, жестокого дельца.
— А даже если это и так? — пожал плечами Леандро. — Почему бы мне не применять подобную тактику, если она приносит результат? Но при этом я все же стараюсь не переборщить. Если я и предпринимаю какой-то шаг, который может изменить настроения в обществе, или собираюсь начать проект, который может исправить экологическую обстановку, то для начала все тщательно взвешиваю, так как понимаю: как людские, так и природные ресурсы ограничены.
— И это не мешает тебе быть бабником, — почему-то добавила Феба.
— С чего это ты взяла? У меня есть более интересные занятия, чем коллекционировать женщин.
— Разве преследовать женщину у мужчин не считается самым интересным занятием?
— Ты наделяешь отдельными качествами всех мужчин или только меня? Но раз уж ты сама об этом заговорила, разве женщины считают иначе? Уж коли на то пошло, по-моему, все они от этого только выигрывают. Согласно устоявшемуся мнению, мужчины получают то, ради чего все это и затевают. Секс. А женщины поощряют мужчин не для того, чтобы добиться секса, а ради эмоций, которые им доставляют эти ухаживания. Ты разделяешь мое мнение?
— Оно действительно выдержало проверку временем, но все-таки не надо обобщать.
— Об этом и речь. Хотя я и не отрицаю, что близость с женщинами весьма приятна, но отношения с ними автоматически влекут за собой неизбежные проблемы, а именно — необходимость мириться с женскими капризами.