Выбрать главу

— Второй лабиринт.

— Да.

— Ну… и на что похоже драконово дерево? — спросил Эрик.

— Я уже говорила, — сказала Иоланда. — У него красный сок. Вот почему оно так называется. Люди считали, что это кровь, а драконы — тоже люди, проклятые колдуньями и превращенные в деревья.

— Тут вокруг сплошные деревья. Помоги мне найти то, что нужно! — попросила я.

Иоланда встала:

— Хорошо. Вот что мы здесь имеем…

Но Мануэль подумал об этом раньше нас. Он уже стоял на восточном краю поляны, возле какого-то дерева, надломленного ураганом.

— Вот оно, — тихо сказал он. — Я его уже нашел.

— Там есть какие-нибудь следы? — подойдя к нему, спросила я. — Вообще хоть что-нибудь?

— По крайней мере я ничего не вижу.

— У него и вправду красный сок, — сказал Эрик, глядя на сломанное дерево. Коснувшись коры, его пальцы стали темно-красными.

Иоланда прижала руки к сердцу:

— Это значит… значит, что мы можем найти…

— Камень? — сказал Мануэль.

— Хуану, — неуверенно произнесла Иоланда.

Мануэль кивнул:

— Возможно, она нашла его первой.

Это предложение было встречено тревожным молчанием. Мы стояли, не глядя друг на друга; я боялась увидеть выражение их лиц.

— Меня это нисколько бы не удивило, — неожиданно заявил Эрик.

Откинув назад голову, он несколько раз громко позвал мою мать по имени. Я присоединилась к нему; вдвоем мы расхаживали по земле и кричали: «Хуана, Хуана!». Потом к нам присоединился Мануэль. Потом Иоланда.

Мы не дождались ответа, не считая криков птиц.

Присев на поваленный ствол, я сняла рюкзак и схватилась за бедро, которое сильно ныло и как будто жгло.

— Лола! — позвала Иоланда. — Как у тебя дела?

Я не ответила.

— Лола!

— Со мной все прекрасно, — сказала я. — Давайте сделаем следующий шаг. Нужно определить, в каком направлении двигаться дальше.

— Пора разгадывать лабиринт Добродетели, — договорил Эрик.

— Да, — согласилась я.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Я вытащила из рюкзака бумаги и дневник, которые для сохранности завернула в два слоя полиэтилена. Тем не менее ксерокопии все же сильно пострадали от воды: странички слиплись, а часть текста просто смыло. Пролистав бумаги, я нашла тот раздел писем де ла Куэвы, который искала. На расшифровку пострадавшего текста ушло некоторое время, но, мобилизовав свою память, я процитировала следующее:

…он бежал из своего безумного города. Проскочив мимо драконова дерева, помчался дальше на восток и там укрылся в еще одном лабиринте, порожденном его собственным хитроумием, который он назвал лабиринтом Добродетели.

Что же представляла собой эта безумная головоломка?

Всего лишь загадку:

Тяжелейший путь пройти, Труднейшую дорогу одолеть — Вот что должны мы сделать, Хоть наши сердца наполнены страхом. В эти ужасные и голодные дни нам нужно Быстрее миновать труднейшую стезю. Когда кривой грех смеется над нами — Будем смелыми и стойкими. Того, кто следует указаниям из преисподней, Того, кто одолеет волны, Нефрит ждет в своей впадине — И добродетель будет вознаграждена.

Когда я закончила чтение, все слушатели в недоумении молчали.

— Ну, кто-нибудь понимает, что это значит? — спросила я.

— Дайте подумать, — сказала Иоланда. — Нет, не знаю. Мануэль?

— У меня нет никаких соображений, — отозвался он. — Ну-ка, давайте посмотрим — «труднейшую дорогу одолеть». Три последних дня мы как раз этим и занимались.

— «Тяжелейший путь пройти», — процитировал Эрик. — Возможно, это означает, что мы должны вернуться назад, поскольку для меня тяжелее ничего нет. Или сделать круг, или спуститься в ад, как в лабиринт, по которому прошел Одиссей. А может, это прямая линия. У греков была теория о лабиринте, составленном из одной непрерывной вертикали.

— Одиссей, греки! — язвительно проговорила Иоланда. — К майя греки не имеют никакого отношения.

— Я просто размышляю вслух.

— Не надо цепляться к словам, — сказал Мануэль. — Мальчик старается.

— Я просто хочу, чтобы наше внимание не рассеивалось, — уточнила Иоланда.

— И помните, — сказала я, — мы должны не только разгадать эту загадку, но и догадаться, как именно решила ее моя мать.

— Ты права, — сказала Иоланда. — Хуана когда-нибудь говорила с тобой об этом?

— Никогда.

— А вы, Мануэль? У вас есть какие-нибудь теории?