Едва она это сказала, я вновь услышала болтовню посетителей и постоянный неровный гул, издаваемый дедушкой.
— Да нет же… Ты всегда верила в своего папу, — возразила я.
— Я слишком устала, чтобы увлечься этой глупой мечтой, Лола. — Она отпустила мою руку. — Уходи.
И отвернулась. Веселье вокруг кипело, посетители сновали туда-сюда, очередь возле бара быстро росла, постепенно превращаясь в толпу.
— Из меня чуть не выбили все мозги, — ни к кому в особенности не обращаясь, пожаловался Эрик.
— Песню! — потребовал кто-то.
— Песню! Песню!
— Спой нам, Фелипе! Помоги сбросить напряжение — теперь, когда эти подонки ушли.
Взглянув в замызганное зеркало, я увидела, как дедушка улыбается.
— Нет, — сказал он. — Оставьте меня в покое, молодые негодники.
Однако в конце концов они все же уговорили его развернуться на табурете, причем некоторые свистели и ругались, говоря, что не намерены ждать до второго пришествия.
Все тем же неестественным голосом старик начал что-то бормотать, хотя я была так расстроена, что едва понимала его. Толпа немного затихла. Иоланда водрузила свою шляпу на голову.
— Что он делает? — спросила я.
— Меня так ни разу в жизни не били. — Эрик приоткрыл один глаз. — Я нормально держался?
— Да.
— Вы пострадали?
— Да.
— О чем вы меня только что спросили?
— Я спрашиваю, что происходит — этот человек поет?
— Кто?
— Тот старик.
Эрик уставился на него своим здоровым глазом.
— Да.
— Но что именно? Я ничего не могу разобрать.
— Ну, это такая песня, — сказал Эрик. — Возможно, музыкальный сигнал, чтобы мы уходили.
— А что за песня? Я ее слышала?
— Это старая песня.
— Одна из самых старых, — добавила Иоланда и стала беззвучно подпевать.
Закрыв глаза, дедушка продолжал не то говорить, не то петь. Я не сразу разобрала текст; понадобилось еще больше времени, чтобы понять, что мелодия та самая, которую напевала моя мама перед отъездом.
Приложив лед к щеке Эрика, я прислушивалась к надтреснутому голосу старика, под знакомую мелодию выводившему такие слова:
Кусок льда застыл в моей руке, нога перестала болеть — так я была поглощена чудовищным пением старика. Я чувствовала себя раздавленной, сломленной.
Иоланда выглядела не лучше. Зубы ее были по-прежнему стиснуты, но челюсти дрожали. Ни она, ни Эрик так и не взглянули в мою сторону — даже когда баллада подошла к концу и мужчины возле бара наградили певца аплодисментами. Кивнув, тот снова повернулся к бару и стал допивать свое пиво.
— Прощай! — сказала Иоланда, когда я вновь попыталась взять ее за руку.
— Нам пора, — через минуту сказал Эрик и потрогал рукой лицо. — Единственное, чего я сейчас хочу, — вернуться в гостиницу. Было чрезвычайно интересно, но, по правде говоря, мне вовсе не хочется когда-либо сюда возвращаться. — Встав, он взял меня за локоть и повел к двери. — Пойдемте.
Я снова взглянула на Иоланду, но она смотрела в сторону. А мне нечего было ей больше сказать.
— Ладно. — Я потрогала больное место на ноге и согласно кивнула. — Идем отсюда.
И все же по дороге к двери я оглянулась. И хотя она отвела глаза, я увидела, как Иоланда смотрит мне вслед из-под шляпы.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
До расположенного в Третьем районе «Вестин-отеля» мы добрались лишь к десяти часам. Возвышаясь над пальмами и черной мешаниной электропроводов, здание образует некую запутанную геометрическую фигуру. Это особенно сложный образец современной архитектуры, поскольку фасад гостиницы составлен из сотен белых треугольников, напоминая колоссальную паутину, сотканную чудовищным претенциозным пауком. Все намеки на двадцатое столетие, однако, заканчиваются, как только вы входите в здание; когда мы с Эриком приковыляли в вестибюль, то очутились в атмосфере века семнадцатого — с бронзовыми скульптурами мальчиков в шекспировских одеждах, белым мрамором, бесчисленными вазонами и фресками, изображающими сильфид, наяд и греческих богинь легкого поведения. Пошатываясь, мы разбрелись по своим номерам. Приняв ванну, я натянула джинсы и музейную футболку. После этого направилась в номер Эрика, захватив с собой сумку с книгами и картами, теперь мы смело могли планировать свои действия в Антигуа и, возможно, во Флоресе.