И смеялся с видом человека очень остроумного.
Астроном уверял:
— Я вам вот что скажу, — никакого извержения абсолютно быть не может. Вы меня спросите, на чем я основываю мой вывод? А вот на чем: края кратера на Драгонере совершенно такие же, как и края лунных кратеров. Есть и много других черт сходства, и ни одной, — заметьте, прошу вас, ни одной! — черты различия. Что же наука знает относительно лунных кратеров? На луне извержений не бывает, и единственный наблюдавшийся случай изменения видимого очертания лунного кратера было бы величайшею ошибкою объяснять, как следствие извержения. Стало быть, нечего ждать извержения и на Драгонере. Кажется, это ясно и неопровержимо? Так вы и напишите в вашей уважаемой газете.
Геолог говорил:
— Я вполне разделяю мнение моих уважаемых коллег о невозможности извержения вулкана. Я скажу вам даже более. Произведенные мною исследования убеждают меня, что извержение вулкана, если бы оно и произошло, не было бы опасно для жителей. Лава потекла бы, несомненно, по тому склону горы, где нет поселений, и благополучно излилась бы в море.
Профессор химии говорил:
— Строго говоря, извержение вулкана уже произошло, и теперь оно кончается. Извергнуты тучи дыма и пепла, много шлаков, и немножко лавы, которая стынет в морщинах горных склонов. Больше ничего и быть не может. Стало быть, для жителей этого прекрасного острова нет ни малейшей опасности.
— Ни малейшей опасности! — согласно твердили и остальные члены комиссии.
Уже на следующее утро после возвращения членов комиссии в номере Правительственного Указателя был напечатан краткий отчет комиссии, совершенно успокоительный. В то же время торопливо печатали подробный отчет комиссии, — мнения отдельных ее членов, обстоятельно обоснованные, и сводку этих мнений. Всё это должно было составить увесистый том, и, для скорости, его печатали сразу в нескольких типографиях, по частям. Шрифты немножко разнились, но зато единогласие утешительных выводов достигнуто было полнейшее.
Виктор Лорена торжествовал. Обманутые люди толпились около типографий. Первые экземпляры отчета раскупались нарасхват, и вскоре понадобилось второе издание. Печатные труды Пальмских академиков и профессоров никогда еще не пользовались таким блистательным успехом.
Доклад комиссии возбудил общую, по-видимому, радость. Только немногие скептики не разделяли ее, но в первые минуты голоса их не были слышны.
Членов комиссии чествовали парадными обедами. По представлению министерства, королева пожаловала всем им ордена. Все они стали очень популярны. Стало очень модным, устраивая вечера, балы и обеды, приглашать членов комиссии. Поэтому даже уродливые приват-доценты сделали кое-какую экономию в расходах на стол, но зато разорялись на предметы туалета. Дамы осыпали академиков и профессоров цветами, милые девушки, особенно из учащейся молодежи, в них влюблялись. Поэтому каждому из профессоров жена устраивала сцены. Каждый из уродливых приват-доцентов в самом непродолжительном времени уже оказался женатым.
По случаю радостных известий по всему пространству Островов давались народные праздники, спектакли, игры. На стенах домов развевались флаги, как в дни больших национальных торжеств. На улицах и на площадях устраивались вечером и ночью публичные балы, и молодежь весело плясала на мостовой.
В кабачках распевались насмешливые куплеты против боязливых. А иногда, впрочем, пелись и веселые куплеты из «Святой Простоты» против ученых фокусников, дымоглотателей, профессоров черной и белой магии.
Слава имеет и свои неприятные стороны. Господину Арриго Аргенто и его ученым коллегам досаждали уличные мальчишки. Сорванцы стали приветствовать членов комиссии восторженными криками:
— Да здравствуют лудильщики вулкана!
— Да здравствуют паяльщики гор!
— Да здравствуют пожиратели лавы!
— Да здравствуют глотающие дым и пепел!
Иные из этих глупых мальчишек всерьез принимали крупные заголовки в газете Филиппа Меччио и в «Святой Простоте». Другие просто дурачились. Унять же их было невозможно, — полицейские стыдились связываться с детьми.
А вулкан дымился всё сильнее, и жители Драгонеры не разделяли всеобщего восторга.
Газета Филиппа Меччио напечатала резкий протест против заключений комиссии. По словам этой газеты, излишний, вредный для народа оптимизм комиссии навеян внушениями правительства. Правительство боится плюнуть в карман расчетливому буржуа, и потому не решается организовать выселение с острова Драгонеры.
Возникла тревожная полемика, в которую скоро были вовлечены и все газеты, и все ученые общества. Казенная и рептильная печать яростно нападала на газету Филиппа Меччио и на другие органы социалистической и демократической прессы. Свирепо обвиняли наемные писатели свободных в том, что они возбуждают тревогу в народе, чтобы для своих партийных целей воспользоваться народными волнениями.
Глава шестьдесят восьмая
Поздно вечером королева Ортруда, Афра и Терезита спустились потайным ходом в чертоги Араминты. Было весело и жутко и Афре, и Ортруде. Дикою веселостью опьянял их смелый, мятежный их замысел.
Босые шли они по холоду камней, облеченные в длинные белые хитоны. Их путь освещался красноватым светом фонаря, который несла перед ними Терезита. На грубо-красивом лице верной служанки отражались радость и гордость тем, что королева Ортруда доверила ей на днях тайну подземного хода. Ее сильное, стройное тело было обнажено. В руках у Ортруды и у Афры были две корзины с только что срезанными алыми розами.
Афра говорила радостно:
— Теперь мы одни. Дверь, зачарованная тайною твоего имени, Араминта, отделяет нас от всего чуждого нам мира.
Здесь было уединенно и глубоко, как в мрачной глубине душевной человека. Воистину, иной здесь был мир, и иная творилась жизнь. Только отрадное, темное небо инобытия смотрело в ограду высоких темных стен. Над ними, сошедшими в таинственную глубину, иное простиралось небо, и солнце иное озаряло их, кроткое светило Лучезарного.
Радостно и тревожно было в душе Ортруды и в душе Афры. И в радость их вмешивались горькие, грустные слова, — земным радостям не верила королева Ортруда.
Афра сказала:
— Ты радостна, но как будто и опечалена чем-то, милая Араминта.
Королева Ортруда грустно и нежно глядела на Афру, и говорила ей:
— И ты, милая Афра, обманешь меня, изменишь мне, уйдешь от меня. С иным человеком уйдешь от меня, или с нею, с вечною Сестрою. Одна смерть не обманет.
— Милая Ортруда, — говорила Афра, — я верна тебе навеки.
— Ты — моя верная подруга и верная спутница моя в этих темных чертогах, — говорила Ортруда, — но вернейшая из подруг — смерть. Смерть не обманет. Только смерть.
Радостно и грустно звучал голос королевы Ортруды, темными отражаемый отголосками в темных высотах древнего свода.
Афра тихо повторила:
— Смерть не обманет!
Была старая келья в далекой глубине подземного чертога, близ ворот, ведущих из грота на морской берег. Это был выложенный камнем склеп в каменных стенах чертога. Каменные, широкие ступени древней пещеры опускались к самой воде подземного грота, против места, где дремала королевская яхта.
Королева Ортруда и Афра с помощью Терезиты устроили на днях в этой пещере храм Светозарного. Они принесли туда предметы тайного культа и ритуала. Теперь они спешили к этому капищу. На его каменном, холодном пороге ждала их подошедшая к капищу раньше Терезита. Она стояла неподвижно, и красные струи дымного огня перебегали по ее смуглому телу.
Королева Ортруда и Афра здесь остановились. Терезита сняла с них белые хитоны, и положила их на камень у порога. Красота их смуглых тел, открытая под этим дивным, темным сводом глубинной прохладе, восторгала Ортруду и Афру, как никогда на земле. Они говорили одна другой восторженнонежные, сладкие слова.