Танкред остановил кучера. Узнал цыганку. Та самая, что гадала ему о короне вечного Рима.
Он подошёл к цыганке.
- Здравствуй, милая. Погадай мне опять, удачен ли будет для меня этот день.
Цыганка смеялась. Говорила гортанным, картавым, красивым звуком:
- По твоей дороге назад не ходить. Чего тебе бояться! Пусть она узнает.
- Кто узнает? - спросил Танкред.
Смеялась цыганка.
- Горная фея, царица лазурного грота, узнает, кого ты любишь.
И вдруг скользнула, как ящерица, и исчезла в расщелине зеленовато-белых скал,- точно упала по крутизне обрыва.
Танкред поехал дальше. Думал:
"У Имогены глаза, как фиалки в горах. Она чистая, как царица лазурного грота".
Вот и замок, и вокруг него парк за железною оградою с медными шифрами на решетке и с медными остриями наверху. У ворот на скамейке сидел седой привратник, в очках. Читал газету. На шум колёс и стук копыт встал. Всмотрелся. Снял шляпу.
- Маркиз дома? - крикнул Танкред. Привратник с низким поклоном сказал:
- Его сиятельство изволили выехать, и вернутся к ночи.
- Досадно. А графиня Имогена?
- Молодая графиня в саду у залива.
Танкред легко выпрыгнул из коляски. Подумал, что не следует входить без доклада. Но быстро отогнал эту мысль. Прельщала надежда поразить Имогену внезапным появлением.
Спросил привратника:
- Я не очень в пыли, мой друг?
- Если позволите, ваше высочество. Старик быстро принес щетку.
- Благодарю. Довольно. Я найду сам графиню Имогену. Не трудитесь меня провожать. Я знаю дорогу.
Сунул старику золотую монету. И быстро пошёл по миртовой аллее.
Из домика у ворот вышла старуха, жена привратника. Шептала ему с укором:
- Лучше бы ты ядовитого змея двенадцатиголового к ней пустил.
Старик посмотрел на неё мрачно. Махнул рукою. Проворчал:
- Всё равно, не спрячешь. Жених-то далеко. А этот всё подберет.
Танкред быстро шёл по аллеям, напоенным томными ароматами. Улыбчивая уверенность легко играла в нём.
Сад был широко зелен и тенист. Раскинулся по самому берегу залива, оставляя неширокую береговую полосу. Здесь море было мелко.
Лёгкий ветер гнал лёгкие волны к берегу. Кончался час прилива, и волны готовы были убежать за дальние отмели, и плескались нешумно. И плескуч был смех волн, и смех Имогены, и громкие слышались в шумах волн вскрики мальчика.
У самых волн играли с ветром и с водою Имогена и брат её, кудрявый, весёлый, маленький шалун Хозе. На песке были брошены игрушки Хозе и куклы Имогены. Имогена и Хозе так заигрались, что не слышали шагов Танкреда. Шалили, брызгались водою. Смеялись звонко.
Танкред остановился за деревьями, и долго любовался Имогеною. Были милы её улыбки, её легко мелькающие в солнечных лучах руки, её легко загорелые, высоко-приоткрытые ноги.
И вдруг Имогена увидела Танкреда. Она жестоко смутилась. Вскрикнула слабо. Ей ещё нравились детские забавы и шалости, игры и куклы, и как и все очень юные, она стыдилась игры и игрушек. И было стыдно, что у неё разметались косы. Она торопливо вышла на песочный берег, быстро оправляя платье и прическу.
Заметив её смущение, Хозе притих. Всмотрелся по направлению её взора. Сказал:
- Чужой офицер! Да какой он большой!
Танкред подошёл к Имогене. Весело поздоровался. Говорил:
- Простите, что я так неожиданно. Я уже давно хотел посетить маркиза. Жаль, что его нет дома. Но не хочется уезжать так скоро. Позвольте поболтать с вами, милая Имогена.
Они сели на скамье у самой воды. Хозе рассматривал принца. Он не долго дичился, и скоро уже весело болтал с весёлым, ласковым гостем. Танкред спросил:
- Кем ты будешь, Хозе?
- Я буду офицером.
- Каким же ты хочешь быть офицером? кавалеристом? или моряком?
- Я буду моряком. Буду плавать далеко-далеко.
- Весело плавать?
- Очень весело!
- И воевать будешь?
- Да. Я завоюю Африку, а потом весь свет.
- Это хорошо. А куда же ты сейчас пойдёшь?
- Мне надо домой. Меня ждёт мой учитель.
Мальчик ушёл. Танкред и Имогена остались одни. Танкред чувствовал то волнение, которое всегда овладевало им в моменты его признаний. Вдохновение любви опять осенило его.
Вечер был великолепный, горящий,- словно всё радовалось умиранию свирепого Дракона. Ритмичные вздохи морской глубины, могучие вздохи доносились на берег, радуя и волнуя душу. Небо пламенело,- кровью смертельно раненого Дракона, зноем его безжалостного сердца, пронзённого насквозь.
Танкред взглянул на Имогену быстро, и сказал:
- Имогена, я хочу рассказать вам сегодня о моей первой любви.
Так робко, так нежно глянула на него Имогена. Зарделась так, что слезинки блеснули. Шепнула что-то. Танкред, нагибаясь к ней близко, говорил тихо:
- Вы, Имогена, спрашиваете, почему теперь? Так как-то. Не знаю наверное. И что мы все знаем, мы, люди, о том, чего хотим?
- Знает только Бог,- с набожным выражением сказала Имогена.
Танкред слегка улыбнулся, и продолжал:
- Я знаю только то, что это так надо. Вот, я уже знаю историю вашей первой любви, и зато расскажу вам о моей.
И ничего не сказала Имогена. Не нашла слов. Так по-весеннему счастливо, с таким свежим, сладким ожиданием замерла, боязливый на Танкреда и влюблённый обративши взор. Танкред подождал её ответа. Помолчал немного. Слегка нагибаясь, глянул в её фиалковые, испуганно-ожидающие глаза. Спросил её тихо и ласково:
- Хотите, Имогена? Рассказать?
И легонько нажал рукою ещё острый локоть её смуглой тонкой руки. Тихо-тихо сказала Имогена,- тихо, как шептание струйки у берега:
- Скажите.
Голова её опускалась всё ниже, на глаза набегали слёзы,- счастливые слёзы,- и смуглое, нежное лицо ярко пламенело под лобзаниями усталого, бессильно-издыхающего, вечернего Змия.
- Моя первая любовь! - мечтательно воскликнул Танкред.- Как давно это было! Восемнадцать лет прошло с тех пор.
Имогена быстро глянула на него, и радостно улыбнулась. Танкред, ответно улыбаясь, опять пожал её тонкую руку.
- Да, Имогена,- говорил он голосом, полным волнения,- ровно столько лет, сколько вам теперь. Вы скажете, случайное совпадение. Нет, Имогена.
Что-то вдохновенное и торжественное послышалось в голосе Танкреда. Широко раскрытые фиалковые глаза Имогены поднялись на Танкреда с удивлением и со страхом.
- Я был очень юн, и так невинен, и так влюблён... Она умерла.
- Умерла,- тихо повторила Имогена. Плечики её дрогнули,- хрупкие, тонкие. Маленькая такая.
- Умерла,- повторил ещё раз Танкред. Казалось, что плеск волн повторял грустное слово, отражённое бесконечно в тихом умирании заката.
- Но я не верил её смерти.
- Не верили? О, Танкред! Но ведь её похоронили?
- Её похоронили, да,- но я ждал. Ждал чуда. О, Имогена, я был слишком юн тогда. Я не мог бороться с волею династии, с волею правительства моей страны. Она не была рождена принцессою. О, она могла бы родиться богинею! Такая же невинная, такая же трогательная прелесть, как ты, Имогена!
Имогена вздрогнула, низко склонила голову, и лицо её нежным пламенело румянцем.
- Я ждал,- продолжал Танкред.
- Её? Из-за гроба?
- Да, милая Имогена. То была юношеская мечта, скажете вы. Но я верил в неё свято. Потом я много путешествовал, я узнал много тайн, доныне всё ещё неведомых бедной европейской науке, и то, что было безумною мечтою моей юности, стало потом сознательным убеждением. И я стремился жадно к лазурным берегам, потому что я поверил в переселение душ.
- Боже мой, что вы говорите! - воскликнула Имогена.- Разве не грех такое языческое убеждение?
- Какой же грех, Имогена! - возразил Танкред.- Когда является любовь, движущая миры, тогда тает грех, как воск, и меркнет святость. Я знал, Имогена, что любовь, такая пламенная, такая чистая любовь, моя любовь, её любовь не может быть слабее смерти.
Имогена робко сказала:
- Смерть от Бога всемогущего и милосердного. Склонила голову, и набожно перекрестилась. Танкред отвернулся, чтобы скрыть улыбку.