Отзыв, характерный для критики, видевшей в Сологубе лишь умелого бытописателя, был анонимно напечатан в газете "Сегодня": "Первая часть романа Ф. Сологуба "Навьи чары" - "Творимая легенда" (...) производит впечатление чего-то спутанного, ненужного, сочетания яркою реализма с лишним, неинтересным, органически несвязанным символизмом. (...) Стиль, отрывистый, иногда вычурный, неприятен, невыдержан. После "Мелкого беса" читать эту штуку как-то обидно". (Сегодня, 1907, № 380, 21 ноября, с. 4.)
Один из немногих безусловно положительных отзывов был помещен в газете "Наша мысль". Сказав несколько лестных и верных слов по поводу особого легко узнаваемого стиля, выработа-нного Сологубом, отметив музыкальность и гармоничность его прозы, критик называет среди основных достоинств романа необыкновенную достоверность и глубину характеров героев, приводя как пример образ Елисаветы,- "настоящей революционерки, из судьбой отмеченных людей". Вывод критика: "...мы в Сологубе приобретаем писателя совершенно новой для России формации, писателя, который умеет соединить методы Тургенева, метод характеристики коллек-тива с типичным для Достоевского воспроизведением индивидуума. Сологуб в беллетристичес-+кой форме удовлетворяет наивысшим стремлениям человечества, он Синтезирует личность с обществом, в личности проявляет общественность и в общественности личность" (Волин В. (Шмерлинг В.Г.?) Маков цвет.- Наша мысль, № 4, 1907, 22 декабря, с. 2).
Вообще, стиль и форма "Навьих чар" сразу привлекли внимание критики. Своеобразие сологубовского стиля, определившееся еще в его первых прозаических опытах,- употребление глагола без местоимения, короткая фраза, необычные синтаксические конструкции,- все это заслоняло от многих рецензентов само содержание романа. Так, обозреватель газеты "Слово", скрывшийся под псевдонимом "Неблагосклонный читатель", начинает свою статью с утвержде-ния, что "главный интерес "Навьих чар" как современного литературного явления не в содержа-нии романа, а в его форме". Критик приходит к очень интересным и остроумным выводам относительно влияний, сформировавших сологубовский стиль; помимо простой констатации факта большого числа иноязычных слов, как правило "из чуждой русскому уху латыни", включенных в текст романа, он говорит о непосредственном влиянии на Сологуба русской прозы начала XIX века, в основном прозы Карамзина, причем отмечает как влияние на стилистическом уровне, так и заимствования образов и метафор. Впрочем, обращение Сологуба к подобным источникам он оценивает как явление отрицательное. (Неблагосклонный читатель. (А.Измайлов?) Искания и блуждания. - Слово, 1907, № 330, 14 декабря, с. 4.)
Закономерно, что особенности нового романа Федора Сологуба, которые привлекли наибольшее внимание критики и были по-разному оценены разными авторами, остановили на себе и внимание пародиста. Отмечено было то, что выглядело новым, необычным и прежде всего бросалось в глаза. Пародируется необычный стиль Сологуба: "Все на свете кончается, даже купание молодых девушек. Вышли. Как-то вдруг. На землю. На воздух. На. Подножие. Неба". Причудливое смешение реальных событий недавнего прошлого, как, например, революция 1905 года, с чисто фантастическими описаниями и многочисленными любовными сценами тоже нашло свое отражение в пародии: "Алкина была человек партийный. Даже раздеваясь, говорила об агитаторах, даже в объятиях думала о пролетариате" (О. Л. Д'Ор (Оршер О. Л.). Из альбома пародий. "Навьи чары" Федора Сологуба.- Свободные мысли, 1907, № 30, 10 декабря, с. 3).
Обозреватель "Русских ведомостей", подписавший свою статью литерой "И" (вероятно, И. Игнатов, постоянный сотрудник этой газеты), при общем отрицательном отношении к роману, отмечает одну очень важную черту "Творимой легенды", присущую, впрочем, многим произведениям символистов и связанную с ограниченным кругом возможных читателей. Эта особенность насыщенность романа многочисленными символами, знаками, смысл которых раскрывается в других произведениях данного автора. Сологуб вводит в текст романа свои излюбленные символы и темы без всяких объяснений: значение сологубовского "Змея" и "Дракона", суть идеи о вечном противопоставлении лирики и иронии, смысл глаголов "альдонсировать" и "дульцинировать",- все это может быть понятно лишь читателю, основательно знакомому с творчеством Сологуба. (И. Литературные отголоски.- Русские ведомости, № 283, 6 декабря 1908, с. 3.)
В 1909 году А. Измайлов, повторяя, что "роману Сологуба трудно найти параллель в прошлом нашей литературы", старается показать источники, к которым, по его мнению, восходит роман. Среди произведений, оказавших существенное влияние на Сологуба и ясно отразившихся в "Творимой легенде", он называет "Тысячу и одну ночь", "Портрет Дориана Грея" Оскара Уайльда, "симфонии" Андрея Белого, "где рядом действовали и мифические центавры, и реальнейшие приват-доценты, и олицетворения стихий,- и Владимир Соловьев ходил по крышам вместе с мартовскими котами". Подробно перечисляя загадочных, по его мнению, персонажей романа, Измайлов обращает прежде всего внимание на смешение "ультрасовременнейших сцен из самого недавнего прошлого" и "откровенного и непринужденного фантазерства". Общее впечатление неутешительно: "...до высоты "Мелкого беса" Сологубу здесь безмерно далеко..." (Измайлов А. Новый роман Ф. Сологуба.- Русское слово, 1909, № 11, 15 января, с. 2).
На выход в свет третьей части "Навьих чар" тот же А. Измайлов откликнулся небольшой заметкой, в которой он, повторив свои замечания о необычности языка и стиля романа, выражает недоумение по поводу перенесения деиствия романа в страну Соединенных Островов, где "действуют люди с итальянскими, испанскими, английскими и французскими именами": "Связь между романами скорее мистическая, чем фактическая". Интересны догадки Измайлова по поводу дальнейшего развития сюжета романа, которые, при всей своей приблизительности, все же оправдались достаточно полно: "Как кажется по ходу рассказа, роман Сологуба еще далек от конца. Танкред, по-видимому, разведется с Ортрудой. Ортруда, по-видимому, станет жертвой политического заговора. Кажется, нужна будет еще новая часть, чтобы округлить этот сюжет, внезапно врезавшийся в историю Триродова и Елисаветы" (А. И(змайлов) Королева Ортруда.- БВ, 1909, № 11228, 25 июля, веч. вып., с. 3).
Интересна мысль этого же критика, высказанная им в другой статье о "Творимой легенде": "Если есть какой-либо роман в русской литературе, который можно назвать с полным правом декадентским - это роман Сологуба" (Измайлов А. Что нового в литературе? - БВ, 1908, № 10296, 12 января с. 2).
Отзывы о "Творимой легенде", сделанные критиками-символистами, представляют для нас, безусловно, особенный интерес. В 1909 году в московском символистском журнале "Весы" появилась статья, подписанная псевдонимом И. Голов. "Весы", которые незадолго до этого считали своим долгом, помещая в номере статью Сологуба, сообщить читателю о своем несогласии с положениями этой статьи, восторженно отозвались на появление третьей части "Навык чар", называя роман "одним из наиболее значительных литературных явлений последних лет". "Не стесняясь повседневными рамками постылой "жизни", пышный талант Сологуба, как вещий демон, вырвался в сферы "творимой легенды", создав себе собственный, отныне ему одному принадлежащий мир". Критик настойчиво отвергает утвердившуюся мысль о смешении в романе современности и средневековья и реального элемента с фантастическим, объясняя возникновение этого мнения привычкой публики к резко отрицательному изображе-нию жизни, так что "всякое произведение, где нет "Ям" и не благоухает навозом, уже представ-ляется им ("наиболее махровым представителям нашей газетной критики".- А. С.) и фантасти-ческим и нелепым. Жизнь, очищенная от преходящей шелухи и претворенная в легенду, скучна людям, любовно роющимся в своей повседневности; взмахи могучего демона не уносят их в мир поэзии" (Голов И. (Садовской Б.) Розы без шипов.Весы, 1909, № 9, с. 95-96).