Конечно, я встречался с несколькими мексиканскими сеньоритами, не зная их имен, встречался на Пасео и на Аламеда. С некоторыми здоровался и даже разговаривал. Может, среди них были сестры Коварубио? Если это так, то рассказы о всеобщем восхищении ими — всего лишь миф. Не могу вспомнить такую, которой я восхитился бы. Но тут мне пришла в голову другая мысль. Может, кто-то другой в мундире конных стрелков познакомился с девушками, был по ошибке принят за меня, и это ему адресовано приглашение провести канун Рождества в Ла Соледад.
Размышляя таким образом, я уже начал опасаться, что попал не в свои сани, вернее, меня посадил в них Морено. Если действительно произошла ошибка, а кажется, что так оно и есть, я буду глупо выглядеть на празднике. Ведь я вызову разочарование, а может, даже досаду у Игнасии и Марианиты, той самой, которой восхищаются больше.
Однако я в этом не виноват. Вся вина падает на кузена Рафаэля, и ему придется извиняться перед расстроенными дамами. Успокоив себя этой мыслью и другой, гораздо более приятной, я больше не сожалел об ошибке, которая привела меня в дом дона Хоакина Коварубио.
Мы были теперь совсем близко к дому и видели, что это массивное прямоугольное сооружение в мавританском архитектурном стиле, с плоской крышей, окруженное оградой, в которой находился большой центральный вход. Через него можно было попасть во двор. Рядом с домом, частично соединяясь с ним, стояла capilla, или часовня, под куполом из блестящей плитки. В глубине располагались пристройки, а еще дальше ranchitas (дома для батраков), в которых живут работники поместья. Повсюду росли агавы. Судя по всему, дон Хуанито действительно, как назвал его Морено, владелец magueyal (плантации агавы). Большое строение в глубине, напоминающее амбар, несомненно, tinacal — фабрика, на которой путем брожения сока гигантского алоэ производят местный спиртной напиток — pulque.
На площадке перед главным зданием были заметны следы приготовлений к большому празднику. Был воздвигнут большой навес. Столбы, его поддерживающие, украшены цветами и зеленью, а под навесом множество прилавков, на которые торговцы выкладывали разнообразные продукты, напитки, косметику.
Было еще слишком рано, и те, кто должен был участвовать в празднике, еще не собрались. Минуя эти временные сооружения, мы подъехали к дому.
В дверях дома стоял, встречая нас, почтенный пожилой джентльмен. Мне показалось, что я его уже где-то видел. Взглянув на балкон, я еще больше убедился в этом. Там над парапетом виднелись два хорошеньких женских личика, а за ними — несколько мужских.
— Ну что, caballero, — крикнул со смехом сверху капитан Морено, — по-прежнему будете говорить, что никогда не видели моих кузин Коварубио? Позвольте мне представить их. Это Марианита, а это Игнасия, которая… ну, не буду повторять все, что уже говорил. Спешивайтесь и поднимайтесь к нам.
Я сразу все понял. Я вспомнил, где видел эти две пары черных глаз. Они с благодарностью смотрели на меня в Национальном театре!
Глава XVIII
ДЕВУШКИ КОВАРУБИО
От города до Ла Соледад около пятнадцати миль, поэтому, когда мы добрались до hasienda, у нас разыгрался аппетит. Но хозяин предусмотрел это, и мы обнаружили в зале элегантно накрытый стол. Мексиканцы не признают плотных завтраков. День они начинают с desayuna, что означает просто чашку кофе или шоколада с печеньем или бисквитом. Завтракают они очень рано; мексиканцы обычно встают еще затемно, а их женщины ревностно посещают церковь между шестью и семью часами утра, что не мешает им соединять молитвы с легким флиртом, а потом они возвращаются, снова ложатся и спят до одиннадцати. После второго подъема они завтракают по-настоящему. Этот второй завтрак — almuerzo, как и французский dejuner a la fourchette — состоит из различных мясных блюд и вина, и скорее похож на обед. Обед — comida — это очень сложная процедура и совершается ближе к вечеру, а ужин — сепа — как раз бывает легким, кроме специальных случаев, как в эту Noche Buena.
За столом собрались все члены семьи. Их оказалось немного: сам дон Хоакин, его две дочери и юноша, их брат. Присутствовал также капеллан, приход которого составляли все работники плантации агавы. Именно для него была выстроена часовня, примыкавшая к дому. Были также кузен Рафаэль, Криттенден и я.
Вполне естественно, что разговор зашел о происшествии в театре. Почти сразу заговорили об этом. А начала его младшая из девушек — Марианита.
— Что с ним сделают? — спросила она, обращаясь ко мне. — Надеюсь, беднягу не накажут серьезно.
— Бедняга! — возмущенно воскликнул капитан Морено, слышавший вопрос. — Странное название для человека, который вел себя так плохо. А я надеюсь, его накажут со всей строгостью.