Выбрать главу

Эдуардо крепко зажмурился. Несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь подражать дыхательной гимнастике Кайли, которую та иногда практиковала перед ночными дежурствами. Медленно сосчитал до десяти и обратно — как учил его Карлос, когда в детстве он боялся заходить в подвал — и открыл глаза. Пелена, опутывающая мысли, рассеялась, и воображаемые монстры разбежались по темным углам подсознания. Остались только реальные.

Он посмотрел на запястья. Веревка. Что ж, это лучше чем наручники или цепь. К тому же руки ему связали спереди. Дилетанты.

— Пора превращаться в гребаного Гудини, — вслух проворчал Эдуардо и начал осторожно разводить запястья и ступни в сторону, пытаясь освободиться от пут, одновременно считая про себя, чтобы отмерить время.

Спустя пятнадцать — или семнадцать, он не был уверен, что не сбился — слишком долгих минут, когда натертые запястья уже начало жечь, Эдуардо почувствовал, что веревка на руках давит уже не так сильно. Свернувшись в три погибели, он дотянулся до щиколоток и смог немного ослабить хватку узлов и там.

Наметив в качестве своей цели стол, Ривера перевернулся на спину и, активно отталкиваясь ногами и не прекращая счет, пополз. Путь через комнату занял у него больше сил, чем он рассчитывал, и, почувствовав, как его макушка коснулась прохладной ножки стола, Эдуардо немного передохнул и прислушался. За дверью, деревянной, дурно окрашенной, но все же прочной на вид, не было слышно ни голосов, ни шагов. Впрочем, это не значило, что его не охраняют.

Или не следят.

«Придурок, тут могут быть камеры», — обругал себя Эдуардо и внимательно, насколько позволял ему свет лампы, осмотрел стены и потолок. Мерцающих огоньков не заметил, и это немного успокоило его, хоть и не значило на сто процентов, что камер действительно нет. В любом случае, медлить не стоило. Приподнявшись, Ривера попытался зацепить ослабевшую веревку за край стула. Пришлось предпринять не одну попытку, прежде чем он почувствовал, что теперь может полностью сбросить веревку. От волнения его пробила дрожь; несмотря на то, что в комнате было прохладно, он почувствовал, что совершенно взмок.

Теперь осталось снять веревки, схватить табурет, выбить им дверь и… Черт, план в стиле Гарретта. Надо было придумать что-то еще.

Однако, на обдумывание новой стратегии времени у него не оказалось — за дверью послышались шаги и в замке повернулся ключ. Одним прыжком Эдуардо пересек комнату, немного туже стянул веревку на ногах и упал на бок, прикрыв глаза.

Дверь открылась. Сквозь ресницы Ривера разглядел высокого мужчину с асимметричным лицом — того, что говорил с ним в парке. Теперь он мог как следует рассмотреть причину этой странности. Правая нижняя половина лица была изуродована — от самой скулы и до подбородка вместо щеки шел провал, как будто кто-то вырвал оттуда кусок мяса, прихватив при этом край нижней губы. Из-за этого крупные нижние зубы выступали вперед, как у какого-нибудь животного, и придавали стрелку свирепый вид; это было тем более странно, что совершенно не соответствовало верхней части лица — Эдуардо разглядел очень живые, умные глаза, подвижные изогнутые брови и высокий ровный лоб. Темные волосы его похитителя были коротко острижены и нелепо топорщились на висках, делая свой вклад в его странную внешность, но вряд ли кому-то пришло бы в голову смеяться над этим. На свету было видно, что одет он куда менее экзотично, чем казалось в полумраке ночного города — темные джинсы, темная рубашка-поло. Плащ и арбалет были не при нем, но к поясу была пристегнута кобура.

Быстро оглядевшись, стрелок подошел к Эдуардо, схватил его за шиворот и усадил на пол. Тот максимально жалобно застонал; впрочем, притворяться почти не пришлось — от такого резкого движения голова взорвалась новой вспышкой боли.

— Давай, просыпайся, — грубо произнес стрелок. — Поговорим.

Не отпуская воротник Эдуардо, он протащил его через комнату и пихнул на стул. Ривера с готовностью максимально неловко упал на железное сиденье, успев спрятать руки под стол.

— Можно полегче? — жалобно спросил он.

— Еще чего, — буркнул стрелок. — Рассказывай, урод. Давно вы работаете на Гранта?

— Я скажу все, что спросишь, amigo*, — испуганно простонал Эдуардо. — Я сговорчивый. Только принеси мне воды, por favore, amigo**, — умоляюще произнес он.

Презрение, скользнувшее во взгляде стрелка, можно было резать ножом; он кивнул и вышел из комнаты, прикрыв дверь. Эдуардо резко развел руки в стороны и, активно помогая себе зубами, освободился от веревки. С ногами он провозился дольше — успел досчитать до двадцати, — и, чертыхаясь, бросился к табурету. В первый момент ему почудилось, что он тоже прикручен к полу, и сердце замерло; но уже в следующую секунду Эдуардо поднял его в воздух. Тяжелый. Прекрасно.

«Очень тупо, очень тупо, — стучал в его голове голос Карлоса. — Какой из тебя нахер супермен?». Почти поддавшись этим словам, готовый последовать за своей неуверенностью, Эдуардо был готов уже опустить табурет и вернуться за стол, но шаги за дверью снова разрушили его планы.

Дверь приоткрылась. Стрелок зашел, сжимая в руке стакан с водой, и замер, заметив пустой стол; но обернуться он не успел — со всем отчаяньем, со всей силой, на которую он только был способен, Эдуардо обрушил табурет на уродливую половину лица с отсутствующей щекой. Он услышал, как хрустнули кости, увидел, с какой готовностью разошлась кожа на лбу, и навсегда запомнил застывший, удивленный взгляд стрелка. Тот рухнул на пол, но сознания не потерял; не давая ему опомниться, Эдуардо нагнулся, выхватил из его кобуры пистолет и отошел на три шага, не спуская глаз со своего похитителя.

— Встань, — сказал он.

Стрелок усмехнулся.

— Да ладно. Ты даже обращаться с ним толком не умеешь.

Эдуардо снял пистолет с предохранителя.

— Хочешь это проверить, amigo? Вставай.

Стрелок послушался, продолжая так же насмешливо улыбаться и словно не обращая внимания на кровь, заливавшую его лицо.

— Так что, у тебя есть план? Знаешь, сколько человек в доме? Знаешь, куда идти? Чтобы связать меня, придется опустить пушку. Подумал об этом?

— Заткнись, — попросил Эдуардо. — Просто, блядь, заткнись.

Из коридора послышался странный звук, больше похожий на мычание; подняв голову, Ривера увидел еще одного стрелка, который тянулся к своему арбалету.

— Или положи это на землю, или я пристрелю твоего друга! — крикнул он, отчаянно пытаясь унять дрожь в голосе.

— Кристин, он ничего не сделает, — спокойно сказал пленный стрелок. — Мне ничего не грозит.

Кристин?

— О, ему грозит, еще как грозит, Кристин! — не сдавался Эдуардо. — Арбалет на землю, быстро!

Снова странное мычание вместо ответа; но, к большому удовлетворению Эдуардо, Кристин бросила арбалет.

— Подойди к двери.

Она послушалась, невзирая на возражения своего сообщника, и вынырнула из полумрака коридора, замерев в проеме. Неровный свет лампы осветил ее лицо, и на мгновенье у Риверы перехватило дыхание — раньше таких женщин он видел только в кино или рекламе. В ней безошибочно угадывалось родство с тем человеком, которого Эдуардо держал на мушке — те же живые, темные, яростные глаза, те же гордо изогнутые брови, тот же идеальный лоб. Но это лицо не было испорчено уродством или даже малейшим изъяном — щеки, чуть впалые, но с приятными линиями, были целы, и греческий нос был совершенно на своем месте, как и тонкие, четко очерченные губы. Короткие и очень пушистые волосы окружали это сильное лицо словно темное облако и оттеняли его ужасную бледность.