— Демону, — поправил Эдуардо.
— Без разницы. В общем, тех, кто уже совсем отчаялся, называли «подношением». Я же стал блюдом для этих уродов — Ее поклонников. Обычно трапеза начиналась ночью. У них было что-то вроде дежурств — за трапезой никогда не собиралось более шести. Сначала они опаивали чем-то «подношение» и уводили его первым, подготовить — нанести рисунки на тело, а потом подвесить у алтаря. Потом приходили за нами. Нас раздевали и приковывали к столам, потом ублюдки выбирали себе «блюдо» по вкусу. После этого они делали несколько надрезов на «подношении», чтобы оросить алтарь кровью и призывали Ее. Не знаю, как описать это существо…
— Я видел, — тихо сказал Ривера, и впервые стрелок посмотрел на него с искренним изумлением. — После того как вы убили бармена. Так что не трудись.
— Это странно, — заметил стрелок. — Как я помню, Она никогда не могла отойти далеко от алтаря, а сейчас так запросто… Неважно. Так или иначе, после Ее появления ублюдки начинали просить о чем-то — обычно о деньгах… влиянии… славе. Она обещала помочь им и начинала рвать и пожирать свою жертву, пока они молились на это зрелище. А потом начинался их пир. Вот это, — стрелок указал на щеку, — произошло во время первой трапезы. Мне оказала честь сама Кара Уилкс. Сука долго выбирала, чем полакомиться. Если я о чем и жалею, то только о том, что ее смерть была слишком легкой! А Она наблюдала за всем, а после… Ее живот начинал кровоточить, и из него вырывалась ужасная зубастая тварь, вечно голодная, опасная, мерзкая. Несколько ублюдков всегда были наготове, чтобы поймать ее и посадить в клетку. У них там стаи таких. Для охраны. Для устрашения. Для поедания объедков.
Потом нам обрабатывали раны, чтобы не было заражения крови, делали перевязки и возвращали обратно в клетки. И не трогали, пока рана не заживет.
Я должен был думать о Кристин. Старался прятать ее. У меня получалось почти два месяца. Но везение не длится вечно. Однажды они нашли ее и в наказание провели маленькую внеплановую трапезу даже без Ее участия, а забавы ради. А я должен был смотреть, как мою двенадцатилетнюю сестру…
— Не надо, — умоляюще прошептал Эдуардо. — Не продолжай, пожалуйста. Я понял.
Кристин замычала и начала кивать, выражая свое согласие.
— Ты не понял, — зло произнес стрелок. — Я видел, как ублюдок насилует мою двенадцатилетнюю сестру. И одновременно отъедает ей язык. Она кричала и истекала кровью. А он был счастлив. Он улыбался своим поганым ртом, который был полон крови моей сестры, и его рожа просто светилась.
При этом присутствовал один человек, которого я не видел раньше. Они только-только начали обрабатывать его, заманивать в свои ряды. Но он не выдержал этого зрелища. Он устроил нам с Кристин и еще троим побег с помощью Габу. Мы спрятались на Аляске. Эдриан — так его звали — заботился о нас как мог, но Лора умерла от заражения крови, а Джейсон и Кима покончили с собой тремя годами позже. Остались только мы с Кристин. Мы жили только тем, что однажды вернемся и перебьем этих ублюдков. Всех до единого. Эдриан умер четыре года назад. Тогда мы и поехали в Нью-Йорк. Стали выслеживать их. Узнавать, кто теперь вместе с ними, сколько их стало… Думаю, остальное ты знаешь.
Он умолк, пристально глядя на Эдуардо. Тот тем временем пытался совладать с нахлынувшими эмоциями и привести в порядок мысли.
— Почему вы не пошли в полицию? — наконец спросил он.
— Потому что это ничего не решило бы. Эдриан был из полиции, и шеф его участка был в этом замешан, поэтому он предпочел сбежать. Все в этом замешаны так или иначе. У них есть люди в мэрии, в больницах, в газетах, в полиции, даже среди федералов. Не весь город, конечно, но влияния им хватает. И денег. Мы не знаем кому верить. Даже вас, клоунов, они успели купить.
— Не знаю, откуда такие сведения, — искренне оскорбился Эдуардо. — Наш босс не взял денег Гранта. Мы в этом деле в основном из-за призрака.
— Ах, не взял! Не считай меня идиотом. Amigo*, — усмехнулся стрелок.
Кристин промычала что-то, нахмурившись; по выражению ее лица Ривера понял, что она не согласна с братом. Он уже хотел было возражать, ощущая в ней поддержку, но не мог — на него нахлынула настолько сильная усталость, что он едва мог удержать в руках пистолет.
— Я не обязан ничего доказывать, — тихо сказал Эдуардо. — Сейчас мы поедем в пожарную часть. Игон решит, что с вами делать.
— Заставь меня. Осталось целых девять пальцев, — глаза стрелка нехорошо сверкнули. — Тебе хватит пуль?
И уже не в первый раз за сегодняшний слишком долгий день Эдуардо почувствовал себя загнанным в угол. Но сейчас это было тем горше, что он успел проникнуться сочувствием к этому человеку с изуродованным лицом и его несчастной немой сестре. Дипломатия никогда не была сильной стороной Эдуардо, но если бы ему удалось доставить стрелков в пожарную часть, Игон наверняка смог бы их переубедить. Угроз — во всяком случае, его угроз — они уже не боялись, и никаких доказательств своей непричастности к их горестям он предоставить не мог.
Он молчал слишком долго, как будто признавая свое поражение, когда орущий ком зеленой слизи возник из ниоткуда и врезался ему в грудь. От удивления Эдуардо чуть не выронил пистолет.
— Лизун! Отстань! — по привычке ворчливо сказал он, хотя был всей душой рад видеть маленького обжору.
Тот, отцепившись от Риверы, завис перед ним и начал оживленно что-то рассказывать, так энергично размахивая руками, что слизь окропила даже стрелков и парящего возле них Габу.
— Их сколько? — поразился Эдуардо, когда Лизун выдохнул и умолк.
Призрак несколько раз сжал и разжал пальцы. Эдуардо выругался и предостерегающе поднял пистолет, заметив, что стрелок медленно движется в сторону двери. Его апатию словно рукой сняло.
— Мы уходим отсюда, — свирепо сказал он, — прямо сейчас. И ты покажешь мне выход, потому что наш «наниматель» был так добр, что прислал целую армию тварей, которые напали на моих друзей. А если ты попытаешься улизнуть, то мы узнаем, быстрее телепортируется ваш призрак или летит пуля. Лизун! В коридоре лежит арбалет, наверняка в соседней комнате есть еще один. Возьми оба и не спускай с них глаз.
Взяв под козырек, призрак бросился исполнять приказ. Стрелок, нехорошо усмехнувшись, направился к двери, но Кристин дернула его за рукав и, указывая то на Эдуардо, то на Габу, начала активно жестикулировать.
— Я понимаю, но… Это просто ловушка… Они бы его не отпустили… Это глупо, Кристин! — вполголоса говорил стрелок, все больше раздражаясь, но, глядя на пылающее лицо сестры, в итоге тяжело вздохнул и кивнул. Повернулся к Эдуардо. — Ты можешь телепортироваться к своим. Если это летающее недоразумение отдаст нам арбалеты, мы поможем тебе.
— То есть теперь ты мне доверяешь? — язвительно спросил Ривера, пытаясь скрыть свое волнение. Времени на раздумья у него не было. Совсем. Он обернулся к Лизуну. — Там все сильно плохо?
Тот закивал.
— Отдай им арбалеты, — со вздохом сказал Эдуардо и, пытаясь отделаться от голоса Карлоса в своей голове, повторявшему на двух языках нелестные слова об его умственных способностях, шагнул к Габу и спросил. — Как все будет?
— Просто подумай о месте, куда хочешь попасть, — посоветовал стрелок.
«Гостиная, гостиная, наша гостиная, вот телевизор, вот диван, вот кресло, гостиная, гостинаягостинаягостиная…»
***
Звуки, громкие и бушующие, захлестнули всю пожарную часть — шумели бластеры, визжали твари, шуршали рации, бушевал развеселившийся Гарретт. Монике казалось, что она растворяется в этом безумии, становится частью какой-то сюрреалистичной мозаики, маленьким куском очень опасного — но такого интересного — паззла. Выстрелы почти ослепляли, ружье обжигало руки даже сквозь толстые перчатки, а ремни протонного блока так безжалостно оттягивали плечи, что журналистке пришлось сбросить туфли, дабы хоть как-то удержаться на ногах. Она по возможности выполняла указания Жанин — палила из ружья, пытаясь отсечь тварей, уже выломавших дверь, от Гарретта с Кайли, хотя, конечно, чаще промахивалась, чем попадала. К своему счастью, она не успевала прочувствовать ни страх, ни странную радость, граничащую с помешательством, — все это мгновенно перерождалось в слова и фразы, подготавливая то, что старик Клем просто обязан будет назвать «охерительным репортажем».