— Да, и я ненавижу ее за это, — ровно произнесла Элизабет. — Но проблема в том, что она стала такой в итоге, и где гарантия что и я не стану такой в итоге, —она делает паузу, вспоминая все ее злые шутки на Юстэсом, слова на острове Мертвой воды, и признается только в одном. — Тогда, когда Люси похитили однотопы, я принесла решение, что сожгу их всех, если с Лу что-то случится.
— Это другое! — вскрикивает Эдмунд, и хочет сказать, что он тоже принял такое же решение. Он бы убил каждого, кто причинил бы вред его сестре, и без малейших раздумий снес бы голову тому карлику-вождю. Но эти слова лишь больше разозлили девушку, она буквально вспыхнула:
— Да хватит это твердить! — а она смотрит на его мутные глаза умоляюще, пытается разгадать чего же он прячет за ними? Но не может. Никто не мог, кроме нее. В сердце колет, а горло сушит, от чего он начинает кашлять. Он готов сквозь землю провалиться чтобы не видеть Элизабет и не вспоминать треклятую Джадис. —Другое или нет, но я спокойно приняла решение о том, что убью, а убийство - в любом случае убийство.
— Что ты пытаешься добиться, сравнивая себя с Джадис? — устало спросил Эдмунд. Вот так прошла гроза —простой, казался, разговор с изредка подскакивающим тоном вымотал их обоих до невозможности. — Чтобы я ненавидел тебя? Боялся? С криками «Покараем ведьму!» сбросил тебя связанную в воду? Этого не будет, Элиз!
Тут девушка впервые за весь разговор посмотрела прямо ему глаза. Сияющие сиреневые глаза обожгли Эдмунда, и была произнесена та фраза, которая, наверное, могла заменить весь этот разговор.
— Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что ни мое молчание, ни прямое родство с Джадис ничего не поменяло.
Если бы Элизабет спросила, не поменялось ли отношение Эда к ней, то юноша ответил бы сразу и без промедлений. Но вопрос был сформулирован неправильно, и Пэванси молчал, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь подобрать в голове правильные слова, но как только набирается смелости, его опережают:
— Вот и ответ.
Эдмунд застыл, словно статуя.
***
— Я уж подумал, что это какой-то матрос решил перекусить.
Элизабет поднимает голову и смотрит на Каспиана, который спустился по лестнице, наклонившись, чтобы не удариться о балку. Было уже поздно, и все матросы спали, наконец-то имея возможность нормально отдохнуть. Юстэс тянул за собой корабль, и от взмахов его крыльев ночной воздух делался еще прохладнее. Элизабет хотела посидеть на палубе, но все-таки спустилась сюда.
— После твоих угроз о двадцати горячих все трясутся по углам, — криво усмехнулась девушка. Она не говорила с Каспианом после того, как они втроем высказали все, что думали друг о друге, и сейчас ей было несколько неловко. Но Каспиан лишь слабо улыбнулся: волосы у него были растрёпаны, под глазами у Короля залегли круги.
— Ну да, кроме тебя, — Каспиан опустился на соседнюю бочку, смотря на девушку, которая бездумно водила маленькой серебряной ложкой в какой-то плотной темно-розовой субстанции. — А что ты ешь?
Элизабет отломила кусочек от частично растаявшего шарика и отправила его в рот.
— Мороженое. Это такое лакомство из нашего мира, что-то вроде замороженной сладкой смеси из молочных продуктов с различными добавками — ягодами, орехами, — Элизабет ненадолго замолчала, сжимая холодную чашу руками, а потом сказала. — У нас сладким обычно заедают расставание.
— Расставание? — недоверием переспросил Каспиан, и его взгляд изменился. —Подожди… ты и Эдмунд?
— Судя по всему.
После ее последних слов они так и не поговорили до конца, тонкая нить, единственное, что осталось от прочных канатов, связывающих их, повисла в воздухе вместе с недоговоренностью. Элизабет не вернулась ночевать в каюту, проведя весь день с Люси, которая, вроде как, списала все на ссору на острове, и не стала задавать лишних вопросов. О том, вернулся ли Эдмунд ей тоже было неизвестно, но девушка слишком устала, чтобы снова начинать какой-то разговор. А выговориться, между тем, хотелось.
— Но как? Из-за чего? Из-за острова Мертвой воды?
Для Каспиана, да и всей Нарнии, знавшей историю Короля Справедливого и Королевы Чарующей, пара представлялось чем-то нерушимым. Вечная, прочная, сказочная любовь, которая прошла огонь и воду, которая не испугалась ничего и длилась с детства этих влюблённых, и прошла не одну жизнь. Каспиан видел, как Элиз и Эд смотрели друг на друга, как они были важны друг другу.
Неужели эта их великая любовь, которая вдохновляла влюбленных всей Нарнии, могла сломаться и не выдержать?
— Я узнала одну неприятную правду, — сказала Элизабет, не отвлекаясь от своего мороженого. — Оказывается, что та Белая колдунья, от которой мы освободили Нарнию и которая хотела убить нас, является моей матерью.
— И что? — непонимающе спросил Каспиан. Элизабет быстро глянула на него, а потом досадливо поморщилась.
— Тебе ничего. А для нас это было очень важно, особенно для Эдмунда, который… ну, ты понял.
— Не обижайся, но не думаю, что это серьёзно. Вы никогда не ссорились до такой степени, возможно, просто у вас обоих накипело.
Элизабет ему ничего не сказала. Накипело, ха. Они с Эдом могли ссориться, просто обычно никто об этом не знал, да и предпочитали решать свои проблемы по-другому. Вот во времена Золотого века да, там были ссоры, причем довольно крупные, вплоть до того, что она тайно сбежала от своего парня — Элизабет отправилась в Тархистан вместе со Сьюзен, причем сама Сьюзен узнала об этом только на полпути. Вернувшись, получила нагоняй от Питера и Люси, а Эдмунд так вообще развел такую тираду, что и вспомнить было страшно. Правда, в конце они все-таки помирились — Эд ругался, потому что волновался, и закончилось все это там же, в его кабинете, потому что и Элиз поняла, что без Эдмунда она не сможет. Они просто замолчали, а потом порывисто прижались друг к другу.
Люси злилась на нее еще какое-то время.
Но опыт в отношениях приходит со временем, поэтому вернувшись в Лондон Эд и Элиз смогли вести именно такие отношения — взрослые, адекватные. Следовательно, и проблемы они решали так же — поворчали, опустили несколько едких шуток, потом поговорили и все.
И теперь Элиз задавалась тем же вопросом: неужели такого их отношения не выдержат? Элиз не знала, что ей теперь было нужно: быть вечным напоминанием об ошибке Эда она не хотела, но и потерять его она не могла. Именно поэтому право решать Колдунья предоставила самому Эдмунду, но, очевидно, тот просто не мог принять решения так же, как и она.
— Ты помнишь моего дядю Мираза? — внезапно спросил Каспиан, о присутствие которого темнокурая успела забыть. Элиз вздрогнула, а потом насмешливо фыркнула.
— Того сумасшедшего, который пытал меня и запер в подземелье? Нет, напомни-ка, кто это?
— Он был братом моего отца, — произнес Каспиан, стараясь не обращать внимание на сарказм девушки. Элиз поморщилась, понимая, куда он ведет. — Этот тиран был моим единственным родственником, и меня из-за этого не любили Нарнийцы. Мне пришлось доказывать, что я на Мираза совсем не похож, и теперь никто не ставит мне в упрек наше родство. И я сам не предаю ему большого значения, хотя мне порой и тошно от мысли, что в наших жилах была общая кровь, — Король положил руку ей на плечо и по-дружески ободряюще сжал. — Это имеет значение, только если ты сама позволяешь ему быть значимым. Эдмунд любил тебя все это время, любил с твоей кровью, и разве сейчас что-то изменилось? Кроме того, что ты знаешь, что Джадис — твоя мать? Это было и прошло, просто не думай об этом. Она мертва и больше никогда не вернется, не испортит твою жизнь.
Какое-то время они молчали.
— И думаю, — снова начал Каспиан. — Что Эд больше разозлился из-за того, что ты скрывала это. Он любит тебя, ты любишь его. Это и только это главное.
Элизабет посмотрела на Каспиана, и Король увидел, что глаза ее слезились. Всегда сильная и гордая, она ломалась из-за Эдмунда Пэванси так же, как он ломался без нее.
«Эти двое, — подумал Каспиан. — Такие упрямцы. Им определенно стоит быть вместе».