Это странное ощущение внутри – вроде слабого, но постоянного перемещения воздуха – не имеет никакого отношения ни к разложению моих кишок, ни к поселившимся в потрохах извивающимся червям. Это… всего лишь голод.
В коридоре послышались знакомые торопливые шаги Орли, замершие у входа. Служанка вздохнула:
– Ох, девка, ну че ты томишься в воде часами, че твоя свиная лопатка воскресным утром.
Я вытерла пар, осевший каплями на моем холодном лбу, и нахмурилась, глядя на черные полумесяцы, образовавшиеся у оснований ногтей:
– Зато здесь я хотя бы не дрожу.
Здесь – и рядом с Еношем.
Целыми днями я прижималась к нему, пока он спал. Спал и спал. И это хорошо, потому что я знала, что иначе он не потерпел бы моего присутствия возле себя.
Грудная клетка сжалась, сдавив внутренние органы.
– Я все испортила.
– Вылазь-ка. – Орли взяла мои волосы, отжала их хорошенько, и струйки темной воды потекли на камни: это сходили остатки ореховой краски. – Видала небось, че деется с кусками мяса, коли оставить их надолго в теплом месте?
– Нет.
Старуха недовольно хмыкнула:
– Они сереют и становятся склизкими от гнили.
Я сжала кулак, почувствовала, что ладонь скользкая, и желудок мой сжался – от голода! Вздохнув, я выбралась из источника и завернулась в шкуру, которую держала Орли.
– К-как т-ты в-выносишь эт-такий холод-д-д?
– Со временем и ты перестанешь замечать холод и перестанешь тосковать… по чему-то теплому.
Это «что-то» – Енош.
Его всевластие превратилось в грубую, примитивную силу, которая притягивала меня к нему – так неумолимо, что по телу беспрестанно пробегали волны желания, почти заменяющие столь необходимое тепло. Потому-то я и не хотела ничего, кроме как раствориться в нем.
Но все, что нас связывало, рухнуло, и эта катастрофа высасывала остатки крови из моего остановившегося сердца…
Орли похлопала меня по плечу, вытирая, потом потянулась к разложенному на камнях широкому полотну:
– Хватит уже погрязать в своих печалях. Че те нужно, так это солнце, девка. Аха, ниче так не лечит разум, как солнце и свежий воздух.
Я подняла руки, глядя, как служанка обматывает тряпкой мой живот, пряча под тканью раны.
– Снаружи?
Орли кивнула:
– Тут все провоняло смертью, а дышу не одна я.
– Я не хочу уходить. – И чуть не застонала. Целый месяц я пыталась сбежать отсюда, но теперь у меня внутри все переворачивалось от одной лишь мысли об этом. – И не желаю, чтобы меня пырнули ножом в четвертый раз, едва мы выйдем наружу.
– Думаю, от энтого ты уже не умрешь снова, девка. – Орли фыркнула, радуясь собственной «трупной» шуточке, и протянула мне одно из моих платьев, дожидаясь, когда я шагну в круг черных перьев. – И уж точно не за воротами, где все уже давным-давно мертвы. Несчастные души, пережившие гнев бога, не осмеливаются приближаться. Я хожу туда иногда. Родом я не оттудова, но те земли все равно мне как дом.
Земли за Солтренскими вратами.
Дрожь вновь пробежала по спине, а ладонь сама собой погладила круговым движением живот, подчиняясь жестокому, извращенному инстинкту, от которого я почему-то никак не могла избавиться. Как же странно моя судьба перекликается с судьбой Ньялы, настойчиво возвращая к ней мои мысли.
– Я все еще ничего не понимаю. – И поэтому все еще скорблю о потере того, чего и не существовало вовсе. – Как я могла так ошибаться? Я, повитуха… Меня тошнило после каждого завтрака.
– Кабы я ела на завтрак рыбьи головы, меня б тоже тошнило.
– Ну… – С этим я не могла спорить. – А как же семена?
– Ну, ты была ранена, девка, напугана, одна-одинешенька со своими тяготами. Вот твой желудок и закис от волнений.
– Но…
– Хватит, девка. Цыц. – Старуха накрыла шкурой мои волосы, вытирая их. – Забудь. Все энти тщетные разговоры, напрасное горе… Че энто меняет?
Грудь моя сжалась.
Ничего.
В глубине души я знала, что должна испытывать облегчение от этого открытия. Я никогда не стала бы матерью, однако материнские инстинкты говорили, что я должна находить утешение в том, что мой ребенок в безопасности.
Пускай и воображаемый.
В животе под моей ладонью опять что-то завибрировало, и я поспешно отдернула руку.
– Может, мне следует подождать, когда проснется Енош, чтобы он убрал гниль. – Между бровей Орли залегла складка, и это сильно пошатнуло мою уверенность: – Он ведь… уберет ее, верно?
– Девка, ты видела когда-нить мужика, который просыпался бы не угрюмым да раздраженным? Убирать гниль для хозяина…